"А потом ты выбрала мир, который тебе больше всего понравился, и я тебя в нём оставил".
Это было невозможно. Это казалось чем-то настолько далёким, что уже почти перестало существовать. Призраками прошлого, юности и необдуманных странствий, которые заводят в такие дебри, из которых не выберешься. Хотелось проморгаться и потрясти головой, чтобы они пропали.
Но нет, призрак прошлого стоял перед Даэроном - во плоти, в образе рыжей аварэ с травами в волосах. Она стояла прямо перед ним и беззвучно смеялась, ожидая, пока осколки его памяти сложатся воедино и он скажет - точнее, скорее выдохнет, - её имя, лёгкое, как шелест опадающих листьев.
- Эйтос!..
- Здравствуй, принц папоротников.
Менестрель повис у неё на шее. Он в жизни бы не думал, что ещё увидит эльдэ из диких земель на северо-востоке от Дориата.
- Я до сих пор ношу его, - Даэрон задрал рукав туники, на руке красовался давний подарок Эйтос - браслет из сушёной рябины. Она улыбнулась - мягко и одновременно хитро. Как у неё это получалось? Это с одной стороны очень умиляло, а с другой...пугало?
- Будешь? - Эйтос отломила от куска вяленой оленины небольшой ломтик и протянула ему. Он взял. Оленина жевалась с трудом и оставляла пряное послевкусие на самом кончике языка.
Голоса на пире становились всё громче, костер разгорался всё ярче. Даэрон не помнил, кто постоянно наполнял его кубок, да и это было неважно - он почти не переставал петь, его голос смешивался с голосами других менестрелей, и всё это превращалось в своеобразный музыкальный поединок. Или в импровизированный хор. Или в слияние десятков голосов и струн.
Среди эльдар мелькнула фигура в голубом платье. Даэрон понял - это знак. Он снял пальцы со струн, перебросил лютню за спину и за один шаг настиг фигуру в голубом.
- Может, прогуляемся? Тут шумновато.
- Да, пожалуй, - ответила Лютиэн.
У любого творца, будь то музыкант, художник, мастер по камню или даже звездочёт, всегда есть муза. Была она и у Даэрона.
С принцессой Лютиэн они дружили с самого детства. Но он совершенно не понимал, когда дружеская привязанность переросла во влюбленность; когда он позволил этому чувству зародиться и когда рухнул в него вниз головой. Ясно было одно - он плыл в этом потоке, и эта любовь нисходила на него ярчайшим столпом света. Света из глаз его принцессы.
Они, держась за руки, пришли к их лесному домику - месту детства - и, усевшись на порог, стали вглядываться в черные силуэты деревьев, с которых почти опала листва.
- Я так не люблю осень, если честно, - признался Даэрон, - лето люблю, зиму люблю. А вот этот переход от одного к другому не переношу. Он так...похож на смерть, если бы она у нас была.
- Этот переход необходим, ты же понимаешь, - отвечала Лютиэн, - чтобы всё вокруг погрузилось в долгий серебристо-белый сон.
- Да понимаю, конечно, - вздохнул Даэрон. А затем добавил:
- У меня напротив окна растёт клен, и я по нему отслеживаю смену времён года. Осенью он сначала совсем зелёный, потом становится будто опаленным - самые верхние листочки желтеют. Потом он весь золотой, а потом очень быстро осыпается.
- Мне больше нравятся алые клёны осенью, - сказала Лютиэн, - в них столько жажды жизни...
Даэрон осторожно приобнял её за плечи и прикрыл глаза. Сейчас он чувствовал себя невероятно счастливым и изо всех сил пытался не спугнуть это счастье.
- Лютиэн, ты станцуешь для меня?
- Конечно, - улыбнулась она, - я всегда готова танцевать под твои песни.
И он пел, а она танцевала для него, из-за кустов выглядывали любопытные дориатрим, но Даэрону не было до них никакого дела. Он готов был вечно петь и вечно смотреть на этот не похожий ни на что танец. Смеясь и не переставая кружиться, Лютиэн удалялась от него все дальше в лес, будто за чем-то туда стремилась. Даэрон решил оставить ее - он знал, как принцесса любит порой гулять в одиночестве.
...- Отец, он измучен и лишён памяти. Откуда бы он не пришел и каким образом не преодолел бы Завесу, он нуждается в помощи. И я намереваюсь ему её оказать.
- Ты же понимаешь, что как только он окажется в состоянии говорить, ходить и всё остальное, он _обязан_, - король сделал особое ударение на этом слове, - явиться передо мной и объясниться?
- Понимаю. Так и будет.
Невольно услышав обрывок разговора из-за неприкрытой двери, Даэрон задержался около неё и стал свидетелем речи, которая скорее всего не предназначалась для его ушей. Он стоял, прислонившись ухом к двери, и стараясь чуть ли не дышать, чтобы не выдать своё присутствие. На лестнице напротив двери послышался звонкий стук сапог по граненому камню - это был Саэрос, давний и верный друг, советник короля Тингола. Он направлялся прямо к дверям; Даэрон посмотрел на него и приложил палец к губам.
- Что случилось? - встревоженно прошептал Саэрос, - кто там сейчас за дверью?
- Король с королевой и Лютиэн, - отвечал Даэрон, - похоже, в Завесе где-то брешь. На территорию королевства проник смертный.
- Как? - переспросил Саэрос, чуть ли не сорвавшись на крик, - как это возможно?
Они не уследили, когда дверь приоткрылась, чуть не дав менестрелю по лбу. Из тронного зала вышла Мелиан - вид у неё был такой, будто владычицу сокрытого края постигло смятение и тревога. По крайней мере, ни Даэрон, ни Саэрос никогда её такой не видели.
Разумеется, они засыпали её вопросами.
- В Завесе нет бреши. Если этот человек здесь...в Дориате...значит, в нем нет для нас вреда. Значит, так и предназначалось, - произнесла она и скрылась из виду.
Даэрон почти ничего не понял из её ответа. Королева частенько говорила загадками, но тут всё было совсем странно. Нужно было и правда дождаться, когда их неожиданный гость придет в себя и сам всё объяснит - возможно, под страхом смерти или тюрьмы.
Он и правда спустя время предстал перед ними. Выглядел человек гораздо более благородно, чем кто-либо из них представлял, и смотрел он не измученно, а твердо и решительно.
Человека звали Берен из рода беорингов.
- Зачем ты пришел в мои земли? - сурово спросил король.
- Я не направлялся в твои земли намеренно, - отвечал Берен, - но нашёл здесь...сокровище, коему нет подобных больше во всей Арде. Посему я прошу у тебя, владыка, руки твоей дочери.
Мелиан резко изменилась в лице и замерла. Тингол сжал кулаки. Саэрос чуть не выронил кубок с вином, который, казалось, всегда с ним был. Даэрон мог понять их реакцию - за такую дерзость смертного стоило убить на месте. Его счастье, если он бредит от изможденности или незаживших ноющих ран - но удар сильнее был только впереди.
- А ты сама что думаешь об этом, дочь моя? - на одной ноте спросил Тингол.
- Я приняла его чувства ко мне и приняла Берена как мужа, - ответила Лютиэн, - я отвечаю ему тем же, отец.
Даэрон почувствовал себя так, будто ему меж ребер вонзили острую ледяную глыбу. В глазах потемнело. Он сам не понял, как его правая рука оказалась на рукояти кинжала. Но стоило ему рвануться вперёд, как он тут же налетел на широкую спину в доспехе.
- Только не вздумай творить глупости, - прошипел Маблунг. Даэрон дернулся, больше интуитивно, но, конечно же, бесполезно - с главным военачальником Дориата тягаться силами было бессмысленно.
- И на что же ты готов ради моей дочери? - голос Тингола становился всё более издевательским.
- На всё, - выдохнул человек, - даже достать звезду с неба.
- Звезда с неба мне, пожалуй, не нужна, - ухмыльнулся король, - а вот...скажем, камень из короны Врага. Творение Феанора. От такого сокровища я не откажусь. Если тебе хватит сил совершить невозможное - считай, что ты достиг своей цели.
- Что же...не последний раз свидимся, владыка.
Берен бросил последний взгляд на принцессу, затем на Мелиан, и покинул тронный зал. Маблунг вызвался проводить человека до границ и последовал за ним.
- Ну, слава Эру, - тихо сказал Даэрон Саэросу, - камень из короны Врага, конечно. Воистину мудр наш повелитель, что послал человека на верную гибель за его дерзость.
- Ты был безусловно прав в своей ярости, - ответил Саэрос, - я бы тоже, наверное, захотел за такое перерезать горло.
- Ты же знаешь, я не могу причинить вреда живому существу, - сказал Даэрон, - я хотел его прогнать, а не убить.
- Смертные, - презрительно фыркнул Саэрос, - смертные и их гордыня.
- Да дело даже не в гордыне, - воскликнул Даэрон, - если бы дело было только в гордыне...а не в борьбе за сердце!
Этот возглас был слишком громким. Вся королевская семья, что-то бурно обсуждавшая, резко замолчала и уставилась на менестреля.
- Я что, вслух это сказал?... - испуганно спросил Даэрон. Ответа не последовало.
- Ну, что же...давно пора это было сделать.
Он достал лютню. Провёл по струнам, убедившись, что они настроены.
- Знаете, я не умею лгать, - заговорил менестрель, - и не умею притворяться. Поэтому скорее всего это уже давно не тайна. Но пора уже сказать в открытую.
И он запел. Голос его дрожал, как и пальцы - менестрель никогда в жизни так не волновался. Но всё же ему хватало сил выводить ровную и полную неприкрытой надежды мелодию.
"Путь пальцем проложи средь шрамов, ран суровых,
Чтоб наши слить пути судьбе наперекор,
Открой те раны, вылечи их снова,
Пусть сложатся они в судьбы узор.
Из снов моих с утра бежишь проворно,
Лазоревый туман приводит день.
Хочу во сне твой видеть локон черный,
Сиянье глаз твоих, что слез туманит тень..."
- Лютиэн, - сказал он сразу, как закончил песню, - я полюбил тебя давным-давно и не хочу знать иной судьбы, кроме как рядом с тобой.
Принцесса была явно растеряна. Она старательно отводила взгляд от давнего друга.
- Я ценю твои чувства, Даэрон, и так жалею, что не могу на них ответить. Но...мы же останемся вместе, как всегда были, правда?
В груди что-то опять засвербило. Даэрон подошёл к принцессе и обнял её сзади за плечи.
- Конечно, будем, - тихо сказал он, хотя каждое новое слово давалось с трудом, - моё сердце всегда открыто для тебя, и...
- Пойдем со мной в Нарготронд.
- Что?
- Пойдем со мной, пожалуйста, - зашептала Лютиэн, - мне нужен будет чей-то меч и чья-то защита.
Даэрон не на шутку растерялся.
- Ты же прекрасно знаешь - у меня есть только мой кинжал, и тот годится разве что на...да что ты такое говоришь! - воскликнул он и отшатнулся. До него,наконец, дошло, чего добивалась Лютиэн. Этого нельзя было допустить, но, к счастью, король их уже услышал.
Дверь открывалась просто только снаружи - всякий находящийся внутри домика в лесу оказывался наглухо заперт. Видимо, этим руководствовался Тингол, когда поместил свою дочь именно сюда.
Даэрон вошёл осторожно, словно боясь сделать лишнее движение.
- Что, ко мне уже разрешили пускать гостей? - упавшим голосом сказала Лютиэн вместо приветствия.
- Ты здесь не пленница, Лютиэн, - возразил Даэрон, - да, решение короля, если честно, мне тоже кажется странным, но...согласись, ты слегка не в себе, верно?
- Верно, - Лютиэн слегка улыбнулась, - это от любви.
Даэрону стоило огромных усилий не начать орать на неё.
- Послушай, это же бред. Что ты нашла в этом смертном? Я понимаю, что тебя всегда тянуло к неизвестному, но... всё это может зайти слишком далеко. Ты понимаешь, на что обрекаешь себя, если...
"Если станешь его женой", - хотел сказать Даэрон, но не смог - слова застряли в горле. Он не хотел в это верить. Не принимал за действительность. Впрочем, принцесса, кажется, и так уже его поняла - на полуслове, как всегда.
- Моя судьба, похоже, уже решена, - сказала она, - не в моих силах её изменить.
Даэрон вздохнул. Спорить, кажется, было бесполезно.
- Вообще я пришёл спеть тебе колыбельную, - сказал он, - можно?
- Конечно, чего ты спрашиваешь.
Даэрон тронул струны, и полилась мелодия; Лютиэн смотрела на него, не отрываясь. Всё было как сотни раз до этого вечера, и у менестреля не осталось сомнений, что они всё переживут - и жизнь пойдёт по тому же медленному, ровному и светлому пути, который был начертан им в их сокрытом королевстве.
"Дай миру шанс, дай шансу мир,
Когда дети цветов вновь станут детьми,
Напой несколько строк - и смотри, как всё сплелось
Из твоих длинных волос и моих долгих дорог".
Утром следующего дня Даэрон проснулся раньше обычного - в тот час, когда солнце озаряет первыми лучами землю. Из сна его вырвала тянущая, назойливая боль в груди - кажется, со вчерашнего вечера она слегка усилилась. "Надо зайти к целителям", - подумал Даэрон и отвернулся к стене, но заснуть так больше и не смог. Ему ничего не оставалось, как одеться и спуститься вниз, в Менегрот.
Саэрос, королевский советник, в такую рань уже был на ногах. И неизменно при своем кубке. Хотя, возможно, в кубке было не вино, а чай - Даэрон не проверял.
- Мы с королём тут посоветовались, - сказал он менестрелю, - и решили, что тебе стоит чаще бывать в том домике в лесу.
Это был такой намёк, который было очень сложно не понять. Тингол беспокоился о состоянии своей дочери и знал, кто тот единственный, кто может вернуть её к жизни и веселью.
- Отлично, - кивнул Даэрон, - я как раз иду будить принцессу.
Однако картина, представшая впоследствии его глазам, повергла его в глубочайшее потрясение. Дверь домика была распахнута настежь, внутри же беспробудным сном спали трое стражей, приставленных к дверям. Сколько Даэрон не силился их разбудить, тряс за плечи, кричал прямо в уши - ничего не помогало.
И тогда он решился.
"В этот мир приходит время без страдания и бед,
Мне насилию и войнам места больше нет.
Только этот день наступит через много-много лет,
А пока - да воссияет солнца свет!"
Он никогда не был талантлив в песнях силы - не настолько, насколько были те эльдар, что приплыли с Запада. Но в этот раз у него получилось - пусть и ценой небольшого головокружения. Всю комнату озарил ослепляющий свет, его лучи ударили ровно в глаза спящих - и те с недовольным ворчанием проснулись. Никто из них не понимал, что произошло - а вот Даэрон начал догадываться.
"Ты совсем забыл, с кем имеешь дело, глупец, - подумал он, - в ней же кровь майар".
- В смысле - сбежала?
Король Тингол сказал это максимально спокойно, но таким тоном, от которого хотелось провалиться сквозь землю. Трое стражей и Даэрон стояли перед ним, переминаясь с ноги на ногу, и молчали.
- Там дверь чуть ли не с петель была сорвана, - сказал менестрель, - а эти вот...спали. Мне пришлось применять магию, чтобы их разбудить. Лютиэн скорее всего отправилась в Нарготронд, она... - он ненадолго запнулся, - она вчера мне об этом говорила. Ну, или просто ей наскучило сидеть взаперти и она ушла гулять.
- Гулять, конечно, - проворчал Маблунг, - снеся дверь и усыпив нас.
Тингол приказал отправиться в погоню, Даэрон напросился с Маблунгом и его отрядом, не понимая, чем он может быть им полезен, но сердцем чувствуя, что надо идти.
Прочесывание леса за Завесой вдоль и поперек не дало никаких результатов. А вот поход в Нарготронд был не так бесплоден - там им действительно сказали, что Лютиэн была здесь и... куда-то скрылась.
- Возможно, она отправилась дальше за своей целью, - сказала леди Галадриэль, - я впервые вижу её настолько решительной.
"За какой ещё целью?" - хотел спросить Даэрон, но промолчал. Он знал ответ на этот вопрос. И не хотел верить.
- Мы отправляемся искать дальше, - сказал Маблунг, - ты с нами?
- Ты знаешь...нет, я пока останусь. Всё равно я мало чем могу помочь, мешаться только буду, - улыбнулся менестрель.
В Нарготронде ему поднесли горячее питьё, представили Первому дому нолдор, а затем отвели во внутренний двор, попросив помощи для целителей. Там у разведённого огня уже вовсю хлопотала Эйтос. Даэрон убедился, что вчерашний пир не был причудливым сновидением, и аварэ действительно здесь - и всё же это было забавно. И наверняка не случайно.
Галадриэль готовила лембасы и переживала, что не успеет.
- Над ними должны петь йаваннильдэ, а не только я, - сказала она, - и что-то я ни одной не вижу.
- Ну...в целом, я могу попробовать, - неуверенно сказал Даэрон, - я не то чтобы могу в песни силы, но... сегодня с утра вот получилось.
Артанис посмотрела прямо ему в глаза. Ему показалось, что он в них тонет - настолько они были ясные, синие, как небо в полдень, сияющие, как венец его королевы. Такие глаза были у всех, кто пришёл из-за моря.
- Я была бы очень благодарна тебе за это, - сказала она.
И он пел. Периодически сама Артанис начинала ему подпевать, периодически она начинала песню, но забывала слова, и он подхватывал. Иногда им подпевала Эйтос, которая прекрасно слышала их от своего костра - и мелодия становилась совсем иной, но не менее чудесной.
Даэрон закончил последний куплет - и вдруг осекся, еле успев довести строку до конца. Ноги подкосились, а между ребер стало так холодно, будто ему вырвали сердце и вместо него вставили льдину. Точно так же, как вчера.
- Даэрон!...
Чьи-то нежные руки подхватили его и не дали упасть. Он обернулся - за спиной стояла аварэ. Она тут же сунула ему в ладони кубок.
- Кажется, тебе это сейчас тоже нужно.
Даэрон сделал большой глоток - напиток был вкуса дикой розы, ягод и мёда, сладкий, но не приторный. Он не шёл ни в какое сравнение с горькими настоями, которые готовили в дориатских палатах исцеления. Приятное тепло разлилось по горлу и ниже, он почувствовал, как режущий холод тает, а силы возвращаются к нему, и поднялся на ноги.
- Спасибо тебе, Терновник, - сказал он, - кажется, я не рассчитал силы, а ты снова выручила меня, спустя столько лет...хорошо, что ты здесь, я хотел кое-что у тебя спросить.
- Я всегда готова тебя выслушать, - улыбнулась Эйтос. Даэрон опёрся на спинку скамьи около костра и ненадолго задумался.
- Наш король...ты, наверное, уже слышала эту странную историю. Он отправил человека на верную гибель, скорее всего, он уже мёртв.
Даэрон был в этом уверен, посколько примерно в то же время, как они пришли в Нарготронд, туда принесли весть о пленении отряда короля Финрода. Вряд ли бы Враг стал церемониться со смертным.
- В общем, принцесса Лютиэн...привязалась к нему по непонятной мне причине. И весть о его смерти может очень сильно её расстроить. Я подумал, что было бы здорово показать ей ваш край. Те леса необыкновенные. И мне кажется, они обладают целительной силой в каком-то смысле. Если так случится, что я решу отвести её туда погулять, ты покажешь мне путь?
Сам бы менестрель в жизни не нашёл тропу, которая вела в земли авари. Он вышел на неё случайно, после того, как напрочь заблудился, и лишь благодаря леди Терновник смог вернуться обратно.
- И ты отпустишь свою возлюбленную бродить там совсем одну? - Эйтос хитро сощурилась.
- Ага, сейчас! - рассмеялся Даэрон, - я на собственном опыте знаю, как легко там потеряться. Мы пойдем вместе.
- Что ж, - сказала Эйтос, - я не вижу ни одной причины, по которой этого может не произойти.
- Отлично. Значит, я чуть позже приду к тебе и скажу...что я готов, - сказал Даэрон.
"Только не бросай меня в терновый куст", - хотел добавить он, но промолчал. Эйтос улыбнулась так, что Даэрону стало почему-то не по себе - горделиво, загадочно, будто затевает что-то неблагое. Этот народ, - отказавшиеся, оставшиеся, забывающиеся, - всегда был не то чтобы не в почете, но точно в непонимании даже у них, синдар, чего уж говорить об эльдар Запада. Дикие, странные, говорящие загадками и не признающие над собой ни королевы, ни короля. Хотя...Эйтос вроде упоминала, что какой-то король у них всё же есть. Просто известно о нем ещё меньше, чем о них самих.
Народ постепенно подтягивался к костру - пришел отряд разведчиков с новыми найденными в лесу травами, пришел смертный, для которого и готовили целительный отвар и лембасы. Даэрон разговорился с ученицей Йаванны по душам, получив от нее в подарок крупинку далёкого западного света, и...краем глаза заметил, как среди эльдар опять мелькнул силуэт в синем. Лютиэн!..
Она и правда была здесь, цела, невредима, и вроде как даже радостна. Принцесса, кажется, действительно собиралась навестить своих друзей и родственников в Нарготронде, поэтому и недоумевала, почему все так беспокоятся о том, где она.
- Я в порядке, за мной тут...присматривают, - сказала она, - незачем было так волноваться.
- Ты же знаешь, что я всегда за тебя волнуюсь, - сказал Даэрон, - когда тебя ждать обратно? Король скорее всего желает, чтобы ты по первой возможности вернулась.
- Вот по первой возможности я и вернусь, - согласилась Лютиэн. Даэрону показалось, что её голос прозвучал...неуверенно, что ли? Но он не придал этому значения. Главное, что с ней все хорошо.
- Вы уже слышали? - закричал Даэрон с порога, - принцессу нашли! Она в Нарготронде, с ней всё хорошо...
- Да, слышал, - оборвал его Тингол, - пойдем со мной, Даэрон. Кажется, нам нужно ненадолго собрать совет. Советник у меня, конечно, есть, но мне нужно знать ваше мнение.
На совете король заявил, что намерен решить вопрос с камнем.
- Честно говоря, камень мне не нужен, - сказал он, - нужно понять, что мы будем с ним делать.
- Если он не представляет никакой важности, - сказал Даэрон, - почему бы просто не носить его как трофей? Как символ победы над Врагом. Вправить, например, в венец или ожерелье.
- Тебе напомнить, чьей кровью омыт этот камень? - холодно спросил его Саэрос, - при данных условиях оставлять его в Дориате не предоставляется возможным.
- Как и моментально завязать конфликт с сыновьями Феанора, - добавил Маблунг, - они прямо у нас под носом, в Нарготронде. Мы и глазом моргнуть не успеем, как эта их...Клятва...быстренько пригонит их к границам. Как я и говорил.
Даэрону показалось, что он в тот миг закатил глаза дальше, чем видит. Маблунг неоднократно твердил и королю, и советникам, и всем вокруг, что война может и будет подступать совсем близко к Дориату и в какой-то момент станет слишком поздно. На его то ли опасения, то ли угрозы все лишь отмахивались - в самом деле, что им может угрожать, пока здесь Завеса владычицы Мелиан. Менестрель считал, что первый полководец Дориата слишком долго проводит времени на границе - и война слишком глубоко в него вошла. А это никогда не приводило к чему-то хорошему.
- Вот как раз касательно сыновей, - ответил Тингол, - этой нарготрондской троице отдавать камень себе дороже. Они даже толком договориться между собой не могут, чего уж говорить о их семейной реликвии. Но вот первенец Феанора...внушает мне гораздо больше надежды. Относительно, конечно.
- Вы хотите отдать ему камень, государь? - спросил Саэрос, - вы же понимаете, что это нельзя делать...бесплатно?
- Разумеется, понимаю, - ответил Тингол, - и взамен я хочу попросить мира. И союза. И чтобы Маэдрос, наконец, помирил своих неугомонных родственников. Если разведка не ошибается, среди нолдор идёт разговор о второй Осаде, так пусть уже перестанут говорить и начнут что-то делать. С таким-то поощрением...
- Путь до Химринга лежит через пустоши, затемнённые земли, а ещё - через сожженный Ард-Гален, - сказал Даэрон, - если мы собираемся его оповестить, надо посылать не просто гонца, а вооруженный отряд.
С ним соглашались и король, и советник, и полководец, но он сам до конца не понимал, зачем это говорит. Даэрона не покидало ощущение, что они все делят шкуру неубитого варга. Этот блестящий, как считал Тингол, план мог быть воплощён только в случае, если камень действительно окажется в Дориате. Если смертный и правда его достанет - а это невозможно. А даже если возможно...
Камень ни в коем случае не должен попасть к ним, ведь это означало бы одно. Что его звезда, его принцесса, его самая лучшая на свете Лютиэн окажется навсегда для него потеряна.
Леди Галадриэль отложила в сторону свои записи.
- Так...я закончила и готова рассказывать.
Казалось, что никто в тронном зале даже не моргал, стараясь не упустить ни единого слова. Вести о принцессе опять изменились. Галадриэль говорила, что Лютиэн долгое время была под присмотром сыновей Феанора - настолько суровым присмотром, что они буквально не давали ей прохода. Но ей...удалось от них улизнуть и покинуть Нарготронд. Кажется, в полном одиночестве.
- Почему ты её не остановила?
- А должна была? Она знает, чего хочет, - спокойно ответила Галадриэль, - и велика вероятность, что обретёт успех в своих деяниях. Я не видела смысла её останавливать.
- Это означает...
- ...что она идёт в стан Врага за смертным, - закончил Даэрон. Сердце у него упало куда-то вниз. В зале повисла тревожная тишина. Никто не понимал, что делать - в таком раскладе оставалось только ждать, а это самое мучительное. Наконец менестрель сказал:
- Я могу попробовать позвать её.
- В смысле? - спросил Саэрос.
- У меня сегодня получилось сотворить несколько достаточно мощных песен Силы, - пояснил Даэрон, - возможно, она услышит меня. И вернётся.
Никто не высказался против, и Даэрон достал лютню; прикрыл глаза, сосредотачиваясь на своем внутреннем звучании - том, которое всегда отличалось от его настоящего голоса и настоящих песен.
"Вернись в мой лес, который я храню,
Трава растёт, земля под нею дышит.
Деревья говорят между собой,
Кто хочет слышать - тот услышит.
Вернись под своды их густых ветвей
И вспомни тот язык, что знает лес,
И лес расскажет всё, что знаю я
Все тайны этих диких мест.
Вернись в мой лес...вернись в мой лес...."
Неясно, чем это было больше - песней или настоящим заклинанием. Даэрон старался представить свою мелодию как летящую стрелу или парящую в небе птицу - звук, который летит через сотни миль, чтобы достигнуть сердца его возлюбленной, чтобы осветить ей дорогу домой.
"Вернись, цветёт шиповник у воды.
Вернись, в моих глазах растает лёд.
Вернись в мой лес, который я храню.
Вернись в мой лес - он без тебя умрёт".
Последние слова Даэрон произнёс на сбитом дыхании. Стало очень холодно, и между ребер снова стало болеть - уже знакомой болью. Вероятно, он вложил в песню силы слишком много.
Вряд ли бы эта магия моментально вернула Лютиэн в их чертоги. По крайней мере она точно бы услышала его зов. А вот отзовётся ли она на него...Теперь Даэрон сильно в этом сомневался. Поэтому он попросил беседы у владычицы Мелиан - нечто терзало его с самого вчерашнего вечера, чему он не мог найти ответа.
- Когда этот смертный пришёл к трону короля, когда он начал говорить...всё, что говорил...не подумайте, что я сомневаюсь в вашей мудрости, госпожа, - говорил Даэрон, - но вы вели себя так...будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Как будто всё так и должно было быть. Вы знали? Знали, что он придёт?
Мелиан тяжело вздохнула и опустила глаза. Она некоторое время молчала, как будто ей требовались силы на то, чтобы подобрать слова.
- Это сложно объяснить детям Эру, - наконец сказала она, - на вечном полотне жизни, в бесчисленном множестве свершений, которые пересекаются между собой, случаются такие...на которые ничего и никто не может повлиять. Я вижу в этом руку Отца, кто-то видит волю самих живых созданий, но суть одна - им суждено было случиться, потому что в них - судьба Арды.
- Как это было с сильмариллами?
- Да, примерно так, - кивнула Мелиан, - я знала, что Берен придёт. Было предсказано, что появится смертный, который преодолеет Завесу. И который в каком-то смысле возьмёт судьбу Дориата - да и Белерианда тоже, наверное, - в свои руки, хочет он того или нет...я знала о твоих чувствах, Даэрон. Их сложно было не заметить, - сказала она, увидев, как изменилось лицо менестреля, - и поверь, я была бы рада твоему союзу с моей дочерью, если бы всё вышло иначе.
- Я струсил, - сказал Даэрон, - я медлил с признанием. Может, не хотел лезть напролом и ждал, пока её сердце само отзовётся - так же бывает? И в итоге опоздал. И дал случиться тому, чего не должно было случиться. Они же не могут быть вместе! Человек и эльдэ...это немыслимо! - он не выдержал и перешёл на крик.
- Тише, родной, - осадила его Мелиан, - разве ты не забыл про меня и моего супруга, например?
- Ну, это же...
"Это же другое", - хотел сказать Даэрон, но осекся. Это не было "другим", в том-то и дело. Тоска, немыслимой силы схватила менестреля за горло; он закрыл лицо руками.
- Простите, госпожа, - прошептал он, - вам не нужно было это видеть.
Эти слезы вообще никому из живых не надо было видеть. Мелиан прикоснулась к его волосам, нежно запустила в них пальцы, приговаривая что-то утешительное и успокаивающее.
- Зачем, зачем Эру нас такими создал? - задыхаясь от рыданий, произнес он, - любящими всего один раз...отдающими своё сердце даром...не знающими, что такое забвение. Зачем? Это же так жестоко.
- Это не жестокость, Даэрон, это великий дар, - возразила майэ, - от чего рождались твои лучшие песни? От чего ты можешь сказать, что у тебя в жизни было счастье, радость, вдохновение? Всё это от любви. Она рождает всё самое прекрасное в мире. Щедрая, отдающая, не требующая ничего взамен. Само пламя в твоём сердце, а не присутствие рядом нужной тебе души, понимаешь? Это всё ещё величайшая сила, и поверь, она ещё покажет себя во всём величии в этих землях.
Скрипнула дверь - владычицу позвали к воротам. Кто-то требовал её лично, чтобы передать послание невесть от кого. Вернулась Мелиан встревоженная и напряжённая.
- Даэрон, скажи мне, - сказала она, - чего бы ты больше хотел - чтобы моя дочь была с тобой...или чтобы она была жива и невредима?
- Эру с вами, госпожа, - испугался Даэрон, - второе, конечно. Но почему...
- Она на Волчьем острове.
Даэрон похолодел. В глубине души он опасался и предугадывал, что так случится.
- Я понимаю, чего добивается эта прислужница Саурона...которая мне сейчас это сказала, - продолжала Мелиан, - они хотят выманить меня отсюда. Я действительно могла бы пойти, моих сил бы хватило, чтобы сровнять эту крепость с землёй и выгнать оттуда тьму.
- Но этого они и ждут, - догадался Даэрон, - как только вы уйдете, Завеса рассеется, и мы останемся лицом к лицу с врагом.
- Не волнуйся, они не добьются своего. Я понимаю, как нужна вам здесь.
- Но Лютиэн...
- Лютиэн взрослая и смелая девочка, - перебила его майэ, - несмотря на то, что такой не кажется в глазах её отца, многих дориатрим и...прости, но твоих тоже. Она достаточно сильна, даже перед лицом нашего бедного падшего брата.
- Вы так в этом уверены?
- Если бы я не была уверена, говорила бы я это тебе вообще? - улыбнулась Мелиан. Лицо её снова посветлело.
- Запомни, Даэрон, иногда покоем и бездействием можно сделать гораздо больше хорошего, чем действием. Не всегда так работает, конечно. Но удел мудрых - видеть эту грань и не бросаться в пламя.
Они некоторое время молчали. Жгучая боль в груди у менестреля утихла, - то ли сама собой, то ли от чар Мелиан, - оставив только ноющий, назойливый холод, несмотря на то, что в комнате было очень тепло.
- Осень - время плодов, - снова заговорила королева, - и каждым плодам своё время. Время сладких плодов прошло, его сменяет время горьких.
- Если...когда они вернутся, - сказал Даэрон, - мне совершенно точно будет очень больно.
- Мне тоже, Даэрон, мне тоже.
"Уходи".
Холод и пронизывающий ветер. Казалось, в этом чужом лесу не было ни одной живой души. Только он, замёрзший, уставший, напуганный - и эта тень прямо перед ним - черная рогатая тень, тянущая руки с острыми когтями прямо к его шее.
"Здесь ничего не осталось, - шептала тень, - здесь не осталось ничего твоего. Уходи. Уходи".
Даэрон проснулся в холодном поту; его знобило. Он вспомнил, что так и не зашёл со вчера в палаты исцеления. Хотя вряд ли бы целители справились с таким странным недомоганием. Ещё и кошмары...
Менестрель решил развеяться и пройтись до границ.
Бесспорное достоинство сторожевых башен на самом краю Завесы было в том, что при всей своей незаметности они были достаточно высоки, чтобы ничего, что происходит на сотни миль вокруг, не ускользнуло от глаз пограничных отрядов. Вот и сейчас Даэрон и Саэрос, вскарабкавшись туда, наблюдали темное движущееся пятно на самом горизонте. Если сощурить глаза и долго вглядываться, можно было увидеть реющие знамёна над пятном. Это была армия, вышедшая из Нарготронда в сторону Волчьего острова. Беда, постигшая их короля, разумеется, не оставила его народ в стороне, и они решили не просто попытаться спасти его, а отбить у Врага весь Тол-ин-Гаурхот, когда-то называемый Тол-Сирион. Эта рана была слишком свежа в сердцах у всех обитателей бывшего Минас-Тирита. Кто бы в самом деле на их месте не хотел вернуть свой законный дом.
Даэрон был уверен, что там, далеко, среди маленького, но очень смелого войска, были шум, крики, возможно лязг мечей, жаждущих битвы...но отсюда было почти невозможно в то по-настоящему поверить. Здесь царила звенящая тишина. Лишь изредка она прерывалась трелями соловьев - они внезапно решили пробудиться и начать петь, несмотря на тоскливый октябрь. Так бывало лишь в те моменты, когда...
Стоп.
Соловьи начинали петь вне зависимости от времени года, только когда видели деву Лютиэн.
Словно прочитав его мысли, Саэрос тронул друга за плечо и прошептал:
- Даэрон! Смотри... - и указал вниз, к подножию башни. В свете полной луны среди деревьев мелькнули две тени, держащиеся за руки. Они безо всякого труда преодолели Завесу и направились в сторону Менегрота.
Друзья молча переглянулись. Не сговариваясь, они сорвались с места, за миг слетели с винтовой лестницы сторожевой башни, пару раз чуть не навернувшись на ступеньках, и помчались в ту же сторону. Никто не встретился им на пути, но сомнений, похоже, теперь совсем не оставалось.
Даэрон и Саэрос добежали до тронного зала, лишь немного опоздав. Король и королева уже сидели на своих местах, и перед ними - живая, невредимая, разве что немного уставшая - стояла Лютиэн.
И она держала за руку смертного. А смертный в свою очередь сжимал правый кулак так сильно, будто там находилось нечто, от чего зависела его жизнь. Так, впрочем, и было.
- Владыка Тингол, - заговорил Берен, - я сказал тебе, что не последний раз мы свидимся. Я выполнил твой наказ.
Берен протянул правую руку вперёд и разжал кулак. На ладони лежал драгоценный камень - огромный, белоснежный, сияющий так, как никакой камень никогда не сиял.
Король некоторое время молчал - должно быть, он, как и все присутствующие, потерял дар речи.
- Ну что же, - сказал он наконец, - если ты справился, если ты совершил невозможное, значит...я могу быть уверен, что моя дочь в надёжных руках.
Сердце у Даэрона упало куда-то вниз; пальцы задрожали. Он сделал шаг вперёд, к звёздному камню, который уже успели завернуть в королевский плащ.
- Можно...я посмотрю? - тихо спросил он.
- Думаю, не стоит, - ответил Тингол. Но руки менестреля будто сами тянулись к плащу.
- Даэрон, возьми лучше кошку! - возникшая ниоткуда Мелиан сунула ему в руки пушистого питомца каштанового окраса, - держи кошку, дорогой мой, я очень прошу тебя.
Менестрель неловко принял кошку из рук владычицы. Кошка звонко мяукнула и попыталась укусить его за палец.
- Так значит...вот такая цена за тебя, Лютиэн? - спросил Даэрон. Она не ответила. Она даже не посмотрела в его сторону - её взгляд был полностью прикован к человеку.
Королевская кошка была очень теплой, как и все коты, но почему-то это тепло не согревало. Руки Даэрона ослабли, он выпустил благословенное творение Йаванны и вышел из тронного зала; осел под дверьми, пытаясь понять, что с ним. Все тело колотило от холода, а сердце сжала такая боль, будто кто-то вспорол ему грудную клетку и запустил туда свои когти.
Из зала вышла Мелиан, наклонилась и тронула его за плечо.
- Она жива, Даэрон. Она жива, и это главное, - сказала она, - если твоя любовь пойдёт в нужное русло, если она и дальше будет пламенем творения - то станет легче.
И ушла, унеся с собой боль, как и всегда. Однако теперь-то менестрель знал, что ненадолго.
Саэрос аккуратно затворил массивные ворота Менегрота и подошёл к Даэрону. Тот уже весь вечер сидел у порога и смотрел в одну точку, не отзываясь практически ни на что.
- Что я могу сделать, чтобы облегчить твои страдания? - аккуратно спросил он.
- Сядь рядом со мной.
Он сел, касаясь плечом плеча друга, и посмотрел в ту же точку, куда и Даэрон. Тот, казалось, даже не моргал - его взгляд был прикован к полной луне среди голых черных стволов. Менестрель всегда питал слабость к лунному свету, но сейчас он казался ему зловещим и чужим, как и всё вокруг. Этот свет, казалось, медленно сводил с ума - впрочем, Даэрон почти не сомневался, что он теряет рассудок.
- Саэрос, - заговорил он, - мне нужно кое-что сказать тебе, только прошу, никому не слова.
- Конечно, - Саэрос пересел так, чтобы быть прямо напротив него. Даэрон почесал переносицу, собираясь с мыслями.
- Ни я, ни ты, никто в королевстве, - кроме, возможно, владычицы, - не верил в то, что это случится, но мы оказались обмануты в своих надеждах. Понимаешь...эти стены, - Даэрон бросил взгляд на резные ворота, - эти леса, эти огни - оно всегда в моей памяти было сопряжено с принцессой. С тем, что мы бегали здесь бегали и играли, разговаривали долгими летними ночами, облазили каждое дерево. И теперь, если я останусь здесь, все мое видение и мои мысли будут отравлены. Отравлены этой роковой ночью, когда она стала не моя. Понимаешь?
- Понимаю, - кивнул Саэрос, - но...в смысле "если ты останешься"?
- Мне очень больно, - признался Даэрон, - и я не знаю, что делать с этой болью. Чары Мелиан помогают, но она всегда возвращается. Так не может продолжаться вечно, и...в общем, мне очень горько это говорить, но если это не изменится, мне придется покинуть королевство.
- Как покинуть...нет, Даэрон, пожалуйста! - Саэрос почти перешел на крик, - даже не думай об этом, как же ты...проклятые смертные! - он всё-таки сорвался, - я ненавижу смертных, я не понимаю, как так вышло, что...
- И я не понимаю, но ты сам видишь, что король одобрил этот союз, и мы ничего не можем с этим поделать...нет, пожалуйста, только не плачь, - спохватился Даэрон, когда увидел, как заблестели глаза его друга, - пожалуйста, пусть только одному из нас будет больно. Не надо...я постараюсь это преодолеть. Я же не принял решение непременно уходить - я сам этого страшусь. Я постараюсь. Обещаю тебе.
Он вытер покатившуюся слезу на щеке Саэроса. Тот обнял его и снова сел рядом.
- Я так хочу, чтобы тебе стало легче, - прошептал он, - держись, пожалуйста.
Громыхнул тяжёлый засов на воротах - они вскочили. Из Менегрота вышел высокий эльда в темных одеждах; лицо его было будто высечено из камня, тяжёлая рыжая копна волос падала на плечи и на спину. Одна рука была спрятана под плащ, вторая же прижимала к груди нечто, завёрнутое в плотную ткань.
Он смерил дориатрим холодным взглядом, и Даэрон понял, кто перед ними. Посылая гонца в Химринг, они никак не думали, что за сокровищем своего дома старший сын Феанора пожалует к ним сам.
Менестрель так растерялся, что ничего лучше не сообразил, как сделать шаг назад и опуститься в полупоклон перед Маэдросом.
Даэрон был единственным, кто не надел в этот вечер цветочного венка, как принято было у них на всех свадьбах. Праздничных одежд на нём тоже не было - она скорее напоминала походную. Он чувствовал себя так, будто между ним и остальным миром была ледяная стена толщиной в локоть. Вокруг мерцали разноцветные огоньки, сновали туда-сюда прелестные девы в платьях цвета мрамора и весенней травы, раздавались звуки флейты, бубенцов, арфы...но не было слышно лютни самого Даэрона. Чего не забыл упомянуть Тингол.
- А почему же на таком чудесном празднике не слышно песен моего лучшего менестреля? - спросил он, обращаясь ко всему залу, но по факту к нему самому.
Если бы Даэрон не знал своего короля столько лет, он бы точно по тону речи решил, что тот над ним издевается. Петь на свадьбе своей возлюбленной...да, это было бы невероятно тяжело. К тому же в последнее время голос страшно подводил его. Но Даэрон взял лютню и вышел в круг.
Он не подбирал слов специально, они сами лились из его сердца, складываясь в непохожую ни на что ранее мелодию, переплетенную с магией.
Все иные звуки стихли.
"Начерти мне круг, Властелин Лесной,
Чтоб ни враг, ни друг не пришли за мной,
Ни эдайн, ни гном не нашли мой след
На дороге снов, где далёк рассвет,
Где слышны шаги позади весны
И ладони звёзд талых вод полны..."
Закончив, он быстро снял с себя лютню и протянул её Саэросу, тихо сказав:
- Держи. Это теперь твоё.
- Что?... - не понял королевский советник, но лютню всё же взял.
- Какая странная песня, Даэрон, - сказала Мелиан.
- Это не песня. Это заклинание, - сухо произнес Даэрон, - Лютиэн! Прошу тебя, будь счастлива. Иначе...иначе всё совершённое всеми вами было зря! - воскликнул он на весь зал. Крик отозвался эхом в высоких сводах Менегрота - никто не прервал его.
Даэрон развернулся и быстро зашагал к выходу. Он не слышал, звал ли кто-то его назад, не видел, погнался ли кто-то за ним. Раз песни силы были подвластны ему, значит, эта - последняя - точно сработает. И тогда всякий, кто попытается последовать за ним, в итоге его не найдет, заблудится, будет долго ходить кругами, и если и выйдет куда, то только обратно к Дориату.
Даэрон не заметил, как перешёл на бег. Ноги сами несли его в сторону Нарготронда, где была его последняя надежда на исцеление.
Эльдар Нарготронда, должно быть, были весьма удивлены, увидев в неурочный час на своём пороге бледного, как снег, и запыхавшегося дориатского менестреля. Он ни на кого не бросил взгляд, не отвечал на вопросы - да, кажется, и не слышал их. Одним шагом он пересек пространство, разделяющее его и рыжую аварэ. И произнес всего два слова:
- Я готов.
Даэрон был уверен, что сейчас начнутся вопросы. А почему так скоро, а почему не с Лютиэн, а почему ты даже лютню с собой не взял, ты же с ней не расстаешься никогда...но Эйтос ничего не стала спрашивать. Улыбнулась своей привычной, мягкой, чуть хитрой улыбкой, нежно взяла за руку и сказала:
- Пойдем со мной, принц папоротников. Пойдём со мной в Холмы.
Даэрон не понял, почему она сказала именно так, но повиновался. Подземный город детей Эру остался далеко позади. Они шли, держась за руки, в том направлении, которое никогда не было ему ведомо, и лишь редкие блуждающие огоньки янтарного цвета освещали их путь.
- Как ты думаешь, - спросил Даэрон, - этот ваш Король-Чародей примет меня?
- Конечно, примет, - улыбнулась Эйтос, - он принимает всех, кто нуждается в помощи. А ты явно нуждаешься.
- Мне так холодно, - сказал он, - я так бы хотел не чувствовать этого холода. Так бы хотел не чувствовать вообще ничего и навеки замолчать.
Менестрель и правда чувствовал, что близок к немоте - с момента его последней песни в Дориате его голос будто окаменел и каждое слово давалось с огромным трудом.
- Не говори так, - сказала леди Терновник, - ты можешь сейчас не верить. Но лёд, сковавший твой голос, растает, зиму твоего сердца сменит весна. И там, у вод Первоозера, в краях, где не ступала нога ни аманэльдар, ни Пришедших Следом, - ты снова однажды запоешь. Запоешь так, как никогда раньше не пел.
И они шли, а ветер выл волком в кронах облетевших деревьев, что так сильно теперь напоминали чьи-то огромные ветвистые рога.
"Становись водой, - говорит, - становись огнём,
Мы с тобою тут замечательно отдохнём.
Тут котейка-солнце катится в свой зенит,
Тут над всей землёй сверчок тишины звенит,
Тут светло ночами - так, что темно в глазах.
Оставайся всегда во сне. Не ходи назад".
Но нет, призрак прошлого стоял перед Даэроном - во плоти, в образе рыжей аварэ с травами в волосах. Она стояла прямо перед ним и беззвучно смеялась, ожидая, пока осколки его памяти сложатся воедино и он скажет - точнее, скорее выдохнет, - её имя, лёгкое, как шелест опадающих листьев.
- Эйтос!..
- Здравствуй, принц папоротников.
Менестрель повис у неё на шее. Он в жизни бы не думал, что ещё увидит эльдэ из диких земель на северо-востоке от Дориата.
- Я до сих пор ношу его, - Даэрон задрал рукав туники, на руке красовался давний подарок Эйтос - браслет из сушёной рябины. Она улыбнулась - мягко и одновременно хитро. Как у неё это получалось? Это с одной стороны очень умиляло, а с другой...пугало?
- Будешь? - Эйтос отломила от куска вяленой оленины небольшой ломтик и протянула ему. Он взял. Оленина жевалась с трудом и оставляла пряное послевкусие на самом кончике языка.
Голоса на пире становились всё громче, костер разгорался всё ярче. Даэрон не помнил, кто постоянно наполнял его кубок, да и это было неважно - он почти не переставал петь, его голос смешивался с голосами других менестрелей, и всё это превращалось в своеобразный музыкальный поединок. Или в импровизированный хор. Или в слияние десятков голосов и струн.
Среди эльдар мелькнула фигура в голубом платье. Даэрон понял - это знак. Он снял пальцы со струн, перебросил лютню за спину и за один шаг настиг фигуру в голубом.
- Может, прогуляемся? Тут шумновато.
- Да, пожалуй, - ответила Лютиэн.
У любого творца, будь то музыкант, художник, мастер по камню или даже звездочёт, всегда есть муза. Была она и у Даэрона.
С принцессой Лютиэн они дружили с самого детства. Но он совершенно не понимал, когда дружеская привязанность переросла во влюбленность; когда он позволил этому чувству зародиться и когда рухнул в него вниз головой. Ясно было одно - он плыл в этом потоке, и эта любовь нисходила на него ярчайшим столпом света. Света из глаз его принцессы.
Они, держась за руки, пришли к их лесному домику - месту детства - и, усевшись на порог, стали вглядываться в черные силуэты деревьев, с которых почти опала листва.
- Я так не люблю осень, если честно, - признался Даэрон, - лето люблю, зиму люблю. А вот этот переход от одного к другому не переношу. Он так...похож на смерть, если бы она у нас была.
- Этот переход необходим, ты же понимаешь, - отвечала Лютиэн, - чтобы всё вокруг погрузилось в долгий серебристо-белый сон.
- Да понимаю, конечно, - вздохнул Даэрон. А затем добавил:
- У меня напротив окна растёт клен, и я по нему отслеживаю смену времён года. Осенью он сначала совсем зелёный, потом становится будто опаленным - самые верхние листочки желтеют. Потом он весь золотой, а потом очень быстро осыпается.
- Мне больше нравятся алые клёны осенью, - сказала Лютиэн, - в них столько жажды жизни...
Даэрон осторожно приобнял её за плечи и прикрыл глаза. Сейчас он чувствовал себя невероятно счастливым и изо всех сил пытался не спугнуть это счастье.
- Лютиэн, ты станцуешь для меня?
- Конечно, - улыбнулась она, - я всегда готова танцевать под твои песни.
И он пел, а она танцевала для него, из-за кустов выглядывали любопытные дориатрим, но Даэрону не было до них никакого дела. Он готов был вечно петь и вечно смотреть на этот не похожий ни на что танец. Смеясь и не переставая кружиться, Лютиэн удалялась от него все дальше в лес, будто за чем-то туда стремилась. Даэрон решил оставить ее - он знал, как принцесса любит порой гулять в одиночестве.
...- Отец, он измучен и лишён памяти. Откуда бы он не пришел и каким образом не преодолел бы Завесу, он нуждается в помощи. И я намереваюсь ему её оказать.
- Ты же понимаешь, что как только он окажется в состоянии говорить, ходить и всё остальное, он _обязан_, - король сделал особое ударение на этом слове, - явиться передо мной и объясниться?
- Понимаю. Так и будет.
Невольно услышав обрывок разговора из-за неприкрытой двери, Даэрон задержался около неё и стал свидетелем речи, которая скорее всего не предназначалась для его ушей. Он стоял, прислонившись ухом к двери, и стараясь чуть ли не дышать, чтобы не выдать своё присутствие. На лестнице напротив двери послышался звонкий стук сапог по граненому камню - это был Саэрос, давний и верный друг, советник короля Тингола. Он направлялся прямо к дверям; Даэрон посмотрел на него и приложил палец к губам.
- Что случилось? - встревоженно прошептал Саэрос, - кто там сейчас за дверью?
- Король с королевой и Лютиэн, - отвечал Даэрон, - похоже, в Завесе где-то брешь. На территорию королевства проник смертный.
- Как? - переспросил Саэрос, чуть ли не сорвавшись на крик, - как это возможно?
Они не уследили, когда дверь приоткрылась, чуть не дав менестрелю по лбу. Из тронного зала вышла Мелиан - вид у неё был такой, будто владычицу сокрытого края постигло смятение и тревога. По крайней мере, ни Даэрон, ни Саэрос никогда её такой не видели.
Разумеется, они засыпали её вопросами.
- В Завесе нет бреши. Если этот человек здесь...в Дориате...значит, в нем нет для нас вреда. Значит, так и предназначалось, - произнесла она и скрылась из виду.
Даэрон почти ничего не понял из её ответа. Королева частенько говорила загадками, но тут всё было совсем странно. Нужно было и правда дождаться, когда их неожиданный гость придет в себя и сам всё объяснит - возможно, под страхом смерти или тюрьмы.
Он и правда спустя время предстал перед ними. Выглядел человек гораздо более благородно, чем кто-либо из них представлял, и смотрел он не измученно, а твердо и решительно.
Человека звали Берен из рода беорингов.
- Зачем ты пришел в мои земли? - сурово спросил король.
- Я не направлялся в твои земли намеренно, - отвечал Берен, - но нашёл здесь...сокровище, коему нет подобных больше во всей Арде. Посему я прошу у тебя, владыка, руки твоей дочери.
Мелиан резко изменилась в лице и замерла. Тингол сжал кулаки. Саэрос чуть не выронил кубок с вином, который, казалось, всегда с ним был. Даэрон мог понять их реакцию - за такую дерзость смертного стоило убить на месте. Его счастье, если он бредит от изможденности или незаживших ноющих ран - но удар сильнее был только впереди.
- А ты сама что думаешь об этом, дочь моя? - на одной ноте спросил Тингол.
- Я приняла его чувства ко мне и приняла Берена как мужа, - ответила Лютиэн, - я отвечаю ему тем же, отец.
Даэрон почувствовал себя так, будто ему меж ребер вонзили острую ледяную глыбу. В глазах потемнело. Он сам не понял, как его правая рука оказалась на рукояти кинжала. Но стоило ему рвануться вперёд, как он тут же налетел на широкую спину в доспехе.
- Только не вздумай творить глупости, - прошипел Маблунг. Даэрон дернулся, больше интуитивно, но, конечно же, бесполезно - с главным военачальником Дориата тягаться силами было бессмысленно.
- И на что же ты готов ради моей дочери? - голос Тингола становился всё более издевательским.
- На всё, - выдохнул человек, - даже достать звезду с неба.
- Звезда с неба мне, пожалуй, не нужна, - ухмыльнулся король, - а вот...скажем, камень из короны Врага. Творение Феанора. От такого сокровища я не откажусь. Если тебе хватит сил совершить невозможное - считай, что ты достиг своей цели.
- Что же...не последний раз свидимся, владыка.
Берен бросил последний взгляд на принцессу, затем на Мелиан, и покинул тронный зал. Маблунг вызвался проводить человека до границ и последовал за ним.
- Ну, слава Эру, - тихо сказал Даэрон Саэросу, - камень из короны Врага, конечно. Воистину мудр наш повелитель, что послал человека на верную гибель за его дерзость.
- Ты был безусловно прав в своей ярости, - ответил Саэрос, - я бы тоже, наверное, захотел за такое перерезать горло.
- Ты же знаешь, я не могу причинить вреда живому существу, - сказал Даэрон, - я хотел его прогнать, а не убить.
- Смертные, - презрительно фыркнул Саэрос, - смертные и их гордыня.
- Да дело даже не в гордыне, - воскликнул Даэрон, - если бы дело было только в гордыне...а не в борьбе за сердце!
Этот возглас был слишком громким. Вся королевская семья, что-то бурно обсуждавшая, резко замолчала и уставилась на менестреля.
- Я что, вслух это сказал?... - испуганно спросил Даэрон. Ответа не последовало.
- Ну, что же...давно пора это было сделать.
Он достал лютню. Провёл по струнам, убедившись, что они настроены.
- Знаете, я не умею лгать, - заговорил менестрель, - и не умею притворяться. Поэтому скорее всего это уже давно не тайна. Но пора уже сказать в открытую.
И он запел. Голос его дрожал, как и пальцы - менестрель никогда в жизни так не волновался. Но всё же ему хватало сил выводить ровную и полную неприкрытой надежды мелодию.
"Путь пальцем проложи средь шрамов, ран суровых,
Чтоб наши слить пути судьбе наперекор,
Открой те раны, вылечи их снова,
Пусть сложатся они в судьбы узор.
Из снов моих с утра бежишь проворно,
Лазоревый туман приводит день.
Хочу во сне твой видеть локон черный,
Сиянье глаз твоих, что слез туманит тень..."
- Лютиэн, - сказал он сразу, как закончил песню, - я полюбил тебя давным-давно и не хочу знать иной судьбы, кроме как рядом с тобой.
Принцесса была явно растеряна. Она старательно отводила взгляд от давнего друга.
- Я ценю твои чувства, Даэрон, и так жалею, что не могу на них ответить. Но...мы же останемся вместе, как всегда были, правда?
В груди что-то опять засвербило. Даэрон подошёл к принцессе и обнял её сзади за плечи.
- Конечно, будем, - тихо сказал он, хотя каждое новое слово давалось с трудом, - моё сердце всегда открыто для тебя, и...
- Пойдем со мной в Нарготронд.
- Что?
- Пойдем со мной, пожалуйста, - зашептала Лютиэн, - мне нужен будет чей-то меч и чья-то защита.
Даэрон не на шутку растерялся.
- Ты же прекрасно знаешь - у меня есть только мой кинжал, и тот годится разве что на...да что ты такое говоришь! - воскликнул он и отшатнулся. До него,наконец, дошло, чего добивалась Лютиэн. Этого нельзя было допустить, но, к счастью, король их уже услышал.
Дверь открывалась просто только снаружи - всякий находящийся внутри домика в лесу оказывался наглухо заперт. Видимо, этим руководствовался Тингол, когда поместил свою дочь именно сюда.
Даэрон вошёл осторожно, словно боясь сделать лишнее движение.
- Что, ко мне уже разрешили пускать гостей? - упавшим голосом сказала Лютиэн вместо приветствия.
- Ты здесь не пленница, Лютиэн, - возразил Даэрон, - да, решение короля, если честно, мне тоже кажется странным, но...согласись, ты слегка не в себе, верно?
- Верно, - Лютиэн слегка улыбнулась, - это от любви.
Даэрону стоило огромных усилий не начать орать на неё.
- Послушай, это же бред. Что ты нашла в этом смертном? Я понимаю, что тебя всегда тянуло к неизвестному, но... всё это может зайти слишком далеко. Ты понимаешь, на что обрекаешь себя, если...
"Если станешь его женой", - хотел сказать Даэрон, но не смог - слова застряли в горле. Он не хотел в это верить. Не принимал за действительность. Впрочем, принцесса, кажется, и так уже его поняла - на полуслове, как всегда.
- Моя судьба, похоже, уже решена, - сказала она, - не в моих силах её изменить.
Даэрон вздохнул. Спорить, кажется, было бесполезно.
- Вообще я пришёл спеть тебе колыбельную, - сказал он, - можно?
- Конечно, чего ты спрашиваешь.
Даэрон тронул струны, и полилась мелодия; Лютиэн смотрела на него, не отрываясь. Всё было как сотни раз до этого вечера, и у менестреля не осталось сомнений, что они всё переживут - и жизнь пойдёт по тому же медленному, ровному и светлому пути, который был начертан им в их сокрытом королевстве.
"Дай миру шанс, дай шансу мир,
Когда дети цветов вновь станут детьми,
Напой несколько строк - и смотри, как всё сплелось
Из твоих длинных волос и моих долгих дорог".
Утром следующего дня Даэрон проснулся раньше обычного - в тот час, когда солнце озаряет первыми лучами землю. Из сна его вырвала тянущая, назойливая боль в груди - кажется, со вчерашнего вечера она слегка усилилась. "Надо зайти к целителям", - подумал Даэрон и отвернулся к стене, но заснуть так больше и не смог. Ему ничего не оставалось, как одеться и спуститься вниз, в Менегрот.
Саэрос, королевский советник, в такую рань уже был на ногах. И неизменно при своем кубке. Хотя, возможно, в кубке было не вино, а чай - Даэрон не проверял.
- Мы с королём тут посоветовались, - сказал он менестрелю, - и решили, что тебе стоит чаще бывать в том домике в лесу.
Это был такой намёк, который было очень сложно не понять. Тингол беспокоился о состоянии своей дочери и знал, кто тот единственный, кто может вернуть её к жизни и веселью.
- Отлично, - кивнул Даэрон, - я как раз иду будить принцессу.
Однако картина, представшая впоследствии его глазам, повергла его в глубочайшее потрясение. Дверь домика была распахнута настежь, внутри же беспробудным сном спали трое стражей, приставленных к дверям. Сколько Даэрон не силился их разбудить, тряс за плечи, кричал прямо в уши - ничего не помогало.
И тогда он решился.
"В этот мир приходит время без страдания и бед,
Мне насилию и войнам места больше нет.
Только этот день наступит через много-много лет,
А пока - да воссияет солнца свет!"
Он никогда не был талантлив в песнях силы - не настолько, насколько были те эльдар, что приплыли с Запада. Но в этот раз у него получилось - пусть и ценой небольшого головокружения. Всю комнату озарил ослепляющий свет, его лучи ударили ровно в глаза спящих - и те с недовольным ворчанием проснулись. Никто из них не понимал, что произошло - а вот Даэрон начал догадываться.
"Ты совсем забыл, с кем имеешь дело, глупец, - подумал он, - в ней же кровь майар".
- В смысле - сбежала?
Король Тингол сказал это максимально спокойно, но таким тоном, от которого хотелось провалиться сквозь землю. Трое стражей и Даэрон стояли перед ним, переминаясь с ноги на ногу, и молчали.
- Там дверь чуть ли не с петель была сорвана, - сказал менестрель, - а эти вот...спали. Мне пришлось применять магию, чтобы их разбудить. Лютиэн скорее всего отправилась в Нарготронд, она... - он ненадолго запнулся, - она вчера мне об этом говорила. Ну, или просто ей наскучило сидеть взаперти и она ушла гулять.
- Гулять, конечно, - проворчал Маблунг, - снеся дверь и усыпив нас.
Тингол приказал отправиться в погоню, Даэрон напросился с Маблунгом и его отрядом, не понимая, чем он может быть им полезен, но сердцем чувствуя, что надо идти.
Прочесывание леса за Завесой вдоль и поперек не дало никаких результатов. А вот поход в Нарготронд был не так бесплоден - там им действительно сказали, что Лютиэн была здесь и... куда-то скрылась.
- Возможно, она отправилась дальше за своей целью, - сказала леди Галадриэль, - я впервые вижу её настолько решительной.
"За какой ещё целью?" - хотел спросить Даэрон, но промолчал. Он знал ответ на этот вопрос. И не хотел верить.
- Мы отправляемся искать дальше, - сказал Маблунг, - ты с нами?
- Ты знаешь...нет, я пока останусь. Всё равно я мало чем могу помочь, мешаться только буду, - улыбнулся менестрель.
В Нарготронде ему поднесли горячее питьё, представили Первому дому нолдор, а затем отвели во внутренний двор, попросив помощи для целителей. Там у разведённого огня уже вовсю хлопотала Эйтос. Даэрон убедился, что вчерашний пир не был причудливым сновидением, и аварэ действительно здесь - и всё же это было забавно. И наверняка не случайно.
Галадриэль готовила лембасы и переживала, что не успеет.
- Над ними должны петь йаваннильдэ, а не только я, - сказала она, - и что-то я ни одной не вижу.
- Ну...в целом, я могу попробовать, - неуверенно сказал Даэрон, - я не то чтобы могу в песни силы, но... сегодня с утра вот получилось.
Артанис посмотрела прямо ему в глаза. Ему показалось, что он в них тонет - настолько они были ясные, синие, как небо в полдень, сияющие, как венец его королевы. Такие глаза были у всех, кто пришёл из-за моря.
- Я была бы очень благодарна тебе за это, - сказала она.
И он пел. Периодически сама Артанис начинала ему подпевать, периодически она начинала песню, но забывала слова, и он подхватывал. Иногда им подпевала Эйтос, которая прекрасно слышала их от своего костра - и мелодия становилась совсем иной, но не менее чудесной.
Даэрон закончил последний куплет - и вдруг осекся, еле успев довести строку до конца. Ноги подкосились, а между ребер стало так холодно, будто ему вырвали сердце и вместо него вставили льдину. Точно так же, как вчера.
- Даэрон!...
Чьи-то нежные руки подхватили его и не дали упасть. Он обернулся - за спиной стояла аварэ. Она тут же сунула ему в ладони кубок.
- Кажется, тебе это сейчас тоже нужно.
Даэрон сделал большой глоток - напиток был вкуса дикой розы, ягод и мёда, сладкий, но не приторный. Он не шёл ни в какое сравнение с горькими настоями, которые готовили в дориатских палатах исцеления. Приятное тепло разлилось по горлу и ниже, он почувствовал, как режущий холод тает, а силы возвращаются к нему, и поднялся на ноги.
- Спасибо тебе, Терновник, - сказал он, - кажется, я не рассчитал силы, а ты снова выручила меня, спустя столько лет...хорошо, что ты здесь, я хотел кое-что у тебя спросить.
- Я всегда готова тебя выслушать, - улыбнулась Эйтос. Даэрон опёрся на спинку скамьи около костра и ненадолго задумался.
- Наш король...ты, наверное, уже слышала эту странную историю. Он отправил человека на верную гибель, скорее всего, он уже мёртв.
Даэрон был в этом уверен, посколько примерно в то же время, как они пришли в Нарготронд, туда принесли весть о пленении отряда короля Финрода. Вряд ли бы Враг стал церемониться со смертным.
- В общем, принцесса Лютиэн...привязалась к нему по непонятной мне причине. И весть о его смерти может очень сильно её расстроить. Я подумал, что было бы здорово показать ей ваш край. Те леса необыкновенные. И мне кажется, они обладают целительной силой в каком-то смысле. Если так случится, что я решу отвести её туда погулять, ты покажешь мне путь?
Сам бы менестрель в жизни не нашёл тропу, которая вела в земли авари. Он вышел на неё случайно, после того, как напрочь заблудился, и лишь благодаря леди Терновник смог вернуться обратно.
- И ты отпустишь свою возлюбленную бродить там совсем одну? - Эйтос хитро сощурилась.
- Ага, сейчас! - рассмеялся Даэрон, - я на собственном опыте знаю, как легко там потеряться. Мы пойдем вместе.
- Что ж, - сказала Эйтос, - я не вижу ни одной причины, по которой этого может не произойти.
- Отлично. Значит, я чуть позже приду к тебе и скажу...что я готов, - сказал Даэрон.
"Только не бросай меня в терновый куст", - хотел добавить он, но промолчал. Эйтос улыбнулась так, что Даэрону стало почему-то не по себе - горделиво, загадочно, будто затевает что-то неблагое. Этот народ, - отказавшиеся, оставшиеся, забывающиеся, - всегда был не то чтобы не в почете, но точно в непонимании даже у них, синдар, чего уж говорить об эльдар Запада. Дикие, странные, говорящие загадками и не признающие над собой ни королевы, ни короля. Хотя...Эйтос вроде упоминала, что какой-то король у них всё же есть. Просто известно о нем ещё меньше, чем о них самих.
Народ постепенно подтягивался к костру - пришел отряд разведчиков с новыми найденными в лесу травами, пришел смертный, для которого и готовили целительный отвар и лембасы. Даэрон разговорился с ученицей Йаванны по душам, получив от нее в подарок крупинку далёкого западного света, и...краем глаза заметил, как среди эльдар опять мелькнул силуэт в синем. Лютиэн!..
Она и правда была здесь, цела, невредима, и вроде как даже радостна. Принцесса, кажется, действительно собиралась навестить своих друзей и родственников в Нарготронде, поэтому и недоумевала, почему все так беспокоятся о том, где она.
- Я в порядке, за мной тут...присматривают, - сказала она, - незачем было так волноваться.
- Ты же знаешь, что я всегда за тебя волнуюсь, - сказал Даэрон, - когда тебя ждать обратно? Король скорее всего желает, чтобы ты по первой возможности вернулась.
- Вот по первой возможности я и вернусь, - согласилась Лютиэн. Даэрону показалось, что её голос прозвучал...неуверенно, что ли? Но он не придал этому значения. Главное, что с ней все хорошо.
- Вы уже слышали? - закричал Даэрон с порога, - принцессу нашли! Она в Нарготронде, с ней всё хорошо...
- Да, слышал, - оборвал его Тингол, - пойдем со мной, Даэрон. Кажется, нам нужно ненадолго собрать совет. Советник у меня, конечно, есть, но мне нужно знать ваше мнение.
На совете король заявил, что намерен решить вопрос с камнем.
- Честно говоря, камень мне не нужен, - сказал он, - нужно понять, что мы будем с ним делать.
- Если он не представляет никакой важности, - сказал Даэрон, - почему бы просто не носить его как трофей? Как символ победы над Врагом. Вправить, например, в венец или ожерелье.
- Тебе напомнить, чьей кровью омыт этот камень? - холодно спросил его Саэрос, - при данных условиях оставлять его в Дориате не предоставляется возможным.
- Как и моментально завязать конфликт с сыновьями Феанора, - добавил Маблунг, - они прямо у нас под носом, в Нарготронде. Мы и глазом моргнуть не успеем, как эта их...Клятва...быстренько пригонит их к границам. Как я и говорил.
Даэрону показалось, что он в тот миг закатил глаза дальше, чем видит. Маблунг неоднократно твердил и королю, и советникам, и всем вокруг, что война может и будет подступать совсем близко к Дориату и в какой-то момент станет слишком поздно. На его то ли опасения, то ли угрозы все лишь отмахивались - в самом деле, что им может угрожать, пока здесь Завеса владычицы Мелиан. Менестрель считал, что первый полководец Дориата слишком долго проводит времени на границе - и война слишком глубоко в него вошла. А это никогда не приводило к чему-то хорошему.
- Вот как раз касательно сыновей, - ответил Тингол, - этой нарготрондской троице отдавать камень себе дороже. Они даже толком договориться между собой не могут, чего уж говорить о их семейной реликвии. Но вот первенец Феанора...внушает мне гораздо больше надежды. Относительно, конечно.
- Вы хотите отдать ему камень, государь? - спросил Саэрос, - вы же понимаете, что это нельзя делать...бесплатно?
- Разумеется, понимаю, - ответил Тингол, - и взамен я хочу попросить мира. И союза. И чтобы Маэдрос, наконец, помирил своих неугомонных родственников. Если разведка не ошибается, среди нолдор идёт разговор о второй Осаде, так пусть уже перестанут говорить и начнут что-то делать. С таким-то поощрением...
- Путь до Химринга лежит через пустоши, затемнённые земли, а ещё - через сожженный Ард-Гален, - сказал Даэрон, - если мы собираемся его оповестить, надо посылать не просто гонца, а вооруженный отряд.
С ним соглашались и король, и советник, и полководец, но он сам до конца не понимал, зачем это говорит. Даэрона не покидало ощущение, что они все делят шкуру неубитого варга. Этот блестящий, как считал Тингол, план мог быть воплощён только в случае, если камень действительно окажется в Дориате. Если смертный и правда его достанет - а это невозможно. А даже если возможно...
Камень ни в коем случае не должен попасть к ним, ведь это означало бы одно. Что его звезда, его принцесса, его самая лучшая на свете Лютиэн окажется навсегда для него потеряна.
Леди Галадриэль отложила в сторону свои записи.
- Так...я закончила и готова рассказывать.
Казалось, что никто в тронном зале даже не моргал, стараясь не упустить ни единого слова. Вести о принцессе опять изменились. Галадриэль говорила, что Лютиэн долгое время была под присмотром сыновей Феанора - настолько суровым присмотром, что они буквально не давали ей прохода. Но ей...удалось от них улизнуть и покинуть Нарготронд. Кажется, в полном одиночестве.
- Почему ты её не остановила?
- А должна была? Она знает, чего хочет, - спокойно ответила Галадриэль, - и велика вероятность, что обретёт успех в своих деяниях. Я не видела смысла её останавливать.
- Это означает...
- ...что она идёт в стан Врага за смертным, - закончил Даэрон. Сердце у него упало куда-то вниз. В зале повисла тревожная тишина. Никто не понимал, что делать - в таком раскладе оставалось только ждать, а это самое мучительное. Наконец менестрель сказал:
- Я могу попробовать позвать её.
- В смысле? - спросил Саэрос.
- У меня сегодня получилось сотворить несколько достаточно мощных песен Силы, - пояснил Даэрон, - возможно, она услышит меня. И вернётся.
Никто не высказался против, и Даэрон достал лютню; прикрыл глаза, сосредотачиваясь на своем внутреннем звучании - том, которое всегда отличалось от его настоящего голоса и настоящих песен.
"Вернись в мой лес, который я храню,
Трава растёт, земля под нею дышит.
Деревья говорят между собой,
Кто хочет слышать - тот услышит.
Вернись под своды их густых ветвей
И вспомни тот язык, что знает лес,
И лес расскажет всё, что знаю я
Все тайны этих диких мест.
Вернись в мой лес...вернись в мой лес...."
Неясно, чем это было больше - песней или настоящим заклинанием. Даэрон старался представить свою мелодию как летящую стрелу или парящую в небе птицу - звук, который летит через сотни миль, чтобы достигнуть сердца его возлюбленной, чтобы осветить ей дорогу домой.
"Вернись, цветёт шиповник у воды.
Вернись, в моих глазах растает лёд.
Вернись в мой лес, который я храню.
Вернись в мой лес - он без тебя умрёт".
Последние слова Даэрон произнёс на сбитом дыхании. Стало очень холодно, и между ребер снова стало болеть - уже знакомой болью. Вероятно, он вложил в песню силы слишком много.
Вряд ли бы эта магия моментально вернула Лютиэн в их чертоги. По крайней мере она точно бы услышала его зов. А вот отзовётся ли она на него...Теперь Даэрон сильно в этом сомневался. Поэтому он попросил беседы у владычицы Мелиан - нечто терзало его с самого вчерашнего вечера, чему он не мог найти ответа.
- Когда этот смертный пришёл к трону короля, когда он начал говорить...всё, что говорил...не подумайте, что я сомневаюсь в вашей мудрости, госпожа, - говорил Даэрон, - но вы вели себя так...будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Как будто всё так и должно было быть. Вы знали? Знали, что он придёт?
Мелиан тяжело вздохнула и опустила глаза. Она некоторое время молчала, как будто ей требовались силы на то, чтобы подобрать слова.
- Это сложно объяснить детям Эру, - наконец сказала она, - на вечном полотне жизни, в бесчисленном множестве свершений, которые пересекаются между собой, случаются такие...на которые ничего и никто не может повлиять. Я вижу в этом руку Отца, кто-то видит волю самих живых созданий, но суть одна - им суждено было случиться, потому что в них - судьба Арды.
- Как это было с сильмариллами?
- Да, примерно так, - кивнула Мелиан, - я знала, что Берен придёт. Было предсказано, что появится смертный, который преодолеет Завесу. И который в каком-то смысле возьмёт судьбу Дориата - да и Белерианда тоже, наверное, - в свои руки, хочет он того или нет...я знала о твоих чувствах, Даэрон. Их сложно было не заметить, - сказала она, увидев, как изменилось лицо менестреля, - и поверь, я была бы рада твоему союзу с моей дочерью, если бы всё вышло иначе.
- Я струсил, - сказал Даэрон, - я медлил с признанием. Может, не хотел лезть напролом и ждал, пока её сердце само отзовётся - так же бывает? И в итоге опоздал. И дал случиться тому, чего не должно было случиться. Они же не могут быть вместе! Человек и эльдэ...это немыслимо! - он не выдержал и перешёл на крик.
- Тише, родной, - осадила его Мелиан, - разве ты не забыл про меня и моего супруга, например?
- Ну, это же...
"Это же другое", - хотел сказать Даэрон, но осекся. Это не было "другим", в том-то и дело. Тоска, немыслимой силы схватила менестреля за горло; он закрыл лицо руками.
- Простите, госпожа, - прошептал он, - вам не нужно было это видеть.
Эти слезы вообще никому из живых не надо было видеть. Мелиан прикоснулась к его волосам, нежно запустила в них пальцы, приговаривая что-то утешительное и успокаивающее.
- Зачем, зачем Эру нас такими создал? - задыхаясь от рыданий, произнес он, - любящими всего один раз...отдающими своё сердце даром...не знающими, что такое забвение. Зачем? Это же так жестоко.
- Это не жестокость, Даэрон, это великий дар, - возразила майэ, - от чего рождались твои лучшие песни? От чего ты можешь сказать, что у тебя в жизни было счастье, радость, вдохновение? Всё это от любви. Она рождает всё самое прекрасное в мире. Щедрая, отдающая, не требующая ничего взамен. Само пламя в твоём сердце, а не присутствие рядом нужной тебе души, понимаешь? Это всё ещё величайшая сила, и поверь, она ещё покажет себя во всём величии в этих землях.
Скрипнула дверь - владычицу позвали к воротам. Кто-то требовал её лично, чтобы передать послание невесть от кого. Вернулась Мелиан встревоженная и напряжённая.
- Даэрон, скажи мне, - сказала она, - чего бы ты больше хотел - чтобы моя дочь была с тобой...или чтобы она была жива и невредима?
- Эру с вами, госпожа, - испугался Даэрон, - второе, конечно. Но почему...
- Она на Волчьем острове.
Даэрон похолодел. В глубине души он опасался и предугадывал, что так случится.
- Я понимаю, чего добивается эта прислужница Саурона...которая мне сейчас это сказала, - продолжала Мелиан, - они хотят выманить меня отсюда. Я действительно могла бы пойти, моих сил бы хватило, чтобы сровнять эту крепость с землёй и выгнать оттуда тьму.
- Но этого они и ждут, - догадался Даэрон, - как только вы уйдете, Завеса рассеется, и мы останемся лицом к лицу с врагом.
- Не волнуйся, они не добьются своего. Я понимаю, как нужна вам здесь.
- Но Лютиэн...
- Лютиэн взрослая и смелая девочка, - перебила его майэ, - несмотря на то, что такой не кажется в глазах её отца, многих дориатрим и...прости, но твоих тоже. Она достаточно сильна, даже перед лицом нашего бедного падшего брата.
- Вы так в этом уверены?
- Если бы я не была уверена, говорила бы я это тебе вообще? - улыбнулась Мелиан. Лицо её снова посветлело.
- Запомни, Даэрон, иногда покоем и бездействием можно сделать гораздо больше хорошего, чем действием. Не всегда так работает, конечно. Но удел мудрых - видеть эту грань и не бросаться в пламя.
Они некоторое время молчали. Жгучая боль в груди у менестреля утихла, - то ли сама собой, то ли от чар Мелиан, - оставив только ноющий, назойливый холод, несмотря на то, что в комнате было очень тепло.
- Осень - время плодов, - снова заговорила королева, - и каждым плодам своё время. Время сладких плодов прошло, его сменяет время горьких.
- Если...когда они вернутся, - сказал Даэрон, - мне совершенно точно будет очень больно.
- Мне тоже, Даэрон, мне тоже.
"Уходи".
Холод и пронизывающий ветер. Казалось, в этом чужом лесу не было ни одной живой души. Только он, замёрзший, уставший, напуганный - и эта тень прямо перед ним - черная рогатая тень, тянущая руки с острыми когтями прямо к его шее.
"Здесь ничего не осталось, - шептала тень, - здесь не осталось ничего твоего. Уходи. Уходи".
Даэрон проснулся в холодном поту; его знобило. Он вспомнил, что так и не зашёл со вчера в палаты исцеления. Хотя вряд ли бы целители справились с таким странным недомоганием. Ещё и кошмары...
Менестрель решил развеяться и пройтись до границ.
Бесспорное достоинство сторожевых башен на самом краю Завесы было в том, что при всей своей незаметности они были достаточно высоки, чтобы ничего, что происходит на сотни миль вокруг, не ускользнуло от глаз пограничных отрядов. Вот и сейчас Даэрон и Саэрос, вскарабкавшись туда, наблюдали темное движущееся пятно на самом горизонте. Если сощурить глаза и долго вглядываться, можно было увидеть реющие знамёна над пятном. Это была армия, вышедшая из Нарготронда в сторону Волчьего острова. Беда, постигшая их короля, разумеется, не оставила его народ в стороне, и они решили не просто попытаться спасти его, а отбить у Врага весь Тол-ин-Гаурхот, когда-то называемый Тол-Сирион. Эта рана была слишком свежа в сердцах у всех обитателей бывшего Минас-Тирита. Кто бы в самом деле на их месте не хотел вернуть свой законный дом.
Даэрон был уверен, что там, далеко, среди маленького, но очень смелого войска, были шум, крики, возможно лязг мечей, жаждущих битвы...но отсюда было почти невозможно в то по-настоящему поверить. Здесь царила звенящая тишина. Лишь изредка она прерывалась трелями соловьев - они внезапно решили пробудиться и начать петь, несмотря на тоскливый октябрь. Так бывало лишь в те моменты, когда...
Стоп.
Соловьи начинали петь вне зависимости от времени года, только когда видели деву Лютиэн.
Словно прочитав его мысли, Саэрос тронул друга за плечо и прошептал:
- Даэрон! Смотри... - и указал вниз, к подножию башни. В свете полной луны среди деревьев мелькнули две тени, держащиеся за руки. Они безо всякого труда преодолели Завесу и направились в сторону Менегрота.
Друзья молча переглянулись. Не сговариваясь, они сорвались с места, за миг слетели с винтовой лестницы сторожевой башни, пару раз чуть не навернувшись на ступеньках, и помчались в ту же сторону. Никто не встретился им на пути, но сомнений, похоже, теперь совсем не оставалось.
Даэрон и Саэрос добежали до тронного зала, лишь немного опоздав. Король и королева уже сидели на своих местах, и перед ними - живая, невредимая, разве что немного уставшая - стояла Лютиэн.
И она держала за руку смертного. А смертный в свою очередь сжимал правый кулак так сильно, будто там находилось нечто, от чего зависела его жизнь. Так, впрочем, и было.
- Владыка Тингол, - заговорил Берен, - я сказал тебе, что не последний раз мы свидимся. Я выполнил твой наказ.
Берен протянул правую руку вперёд и разжал кулак. На ладони лежал драгоценный камень - огромный, белоснежный, сияющий так, как никакой камень никогда не сиял.
Король некоторое время молчал - должно быть, он, как и все присутствующие, потерял дар речи.
- Ну что же, - сказал он наконец, - если ты справился, если ты совершил невозможное, значит...я могу быть уверен, что моя дочь в надёжных руках.
Сердце у Даэрона упало куда-то вниз; пальцы задрожали. Он сделал шаг вперёд, к звёздному камню, который уже успели завернуть в королевский плащ.
- Можно...я посмотрю? - тихо спросил он.
- Думаю, не стоит, - ответил Тингол. Но руки менестреля будто сами тянулись к плащу.
- Даэрон, возьми лучше кошку! - возникшая ниоткуда Мелиан сунула ему в руки пушистого питомца каштанового окраса, - держи кошку, дорогой мой, я очень прошу тебя.
Менестрель неловко принял кошку из рук владычицы. Кошка звонко мяукнула и попыталась укусить его за палец.
- Так значит...вот такая цена за тебя, Лютиэн? - спросил Даэрон. Она не ответила. Она даже не посмотрела в его сторону - её взгляд был полностью прикован к человеку.
Королевская кошка была очень теплой, как и все коты, но почему-то это тепло не согревало. Руки Даэрона ослабли, он выпустил благословенное творение Йаванны и вышел из тронного зала; осел под дверьми, пытаясь понять, что с ним. Все тело колотило от холода, а сердце сжала такая боль, будто кто-то вспорол ему грудную клетку и запустил туда свои когти.
Из зала вышла Мелиан, наклонилась и тронула его за плечо.
- Она жива, Даэрон. Она жива, и это главное, - сказала она, - если твоя любовь пойдёт в нужное русло, если она и дальше будет пламенем творения - то станет легче.
И ушла, унеся с собой боль, как и всегда. Однако теперь-то менестрель знал, что ненадолго.
Саэрос аккуратно затворил массивные ворота Менегрота и подошёл к Даэрону. Тот уже весь вечер сидел у порога и смотрел в одну точку, не отзываясь практически ни на что.
- Что я могу сделать, чтобы облегчить твои страдания? - аккуратно спросил он.
- Сядь рядом со мной.
Он сел, касаясь плечом плеча друга, и посмотрел в ту же точку, куда и Даэрон. Тот, казалось, даже не моргал - его взгляд был прикован к полной луне среди голых черных стволов. Менестрель всегда питал слабость к лунному свету, но сейчас он казался ему зловещим и чужим, как и всё вокруг. Этот свет, казалось, медленно сводил с ума - впрочем, Даэрон почти не сомневался, что он теряет рассудок.
- Саэрос, - заговорил он, - мне нужно кое-что сказать тебе, только прошу, никому не слова.
- Конечно, - Саэрос пересел так, чтобы быть прямо напротив него. Даэрон почесал переносицу, собираясь с мыслями.
- Ни я, ни ты, никто в королевстве, - кроме, возможно, владычицы, - не верил в то, что это случится, но мы оказались обмануты в своих надеждах. Понимаешь...эти стены, - Даэрон бросил взгляд на резные ворота, - эти леса, эти огни - оно всегда в моей памяти было сопряжено с принцессой. С тем, что мы бегали здесь бегали и играли, разговаривали долгими летними ночами, облазили каждое дерево. И теперь, если я останусь здесь, все мое видение и мои мысли будут отравлены. Отравлены этой роковой ночью, когда она стала не моя. Понимаешь?
- Понимаю, - кивнул Саэрос, - но...в смысле "если ты останешься"?
- Мне очень больно, - признался Даэрон, - и я не знаю, что делать с этой болью. Чары Мелиан помогают, но она всегда возвращается. Так не может продолжаться вечно, и...в общем, мне очень горько это говорить, но если это не изменится, мне придется покинуть королевство.
- Как покинуть...нет, Даэрон, пожалуйста! - Саэрос почти перешел на крик, - даже не думай об этом, как же ты...проклятые смертные! - он всё-таки сорвался, - я ненавижу смертных, я не понимаю, как так вышло, что...
- И я не понимаю, но ты сам видишь, что король одобрил этот союз, и мы ничего не можем с этим поделать...нет, пожалуйста, только не плачь, - спохватился Даэрон, когда увидел, как заблестели глаза его друга, - пожалуйста, пусть только одному из нас будет больно. Не надо...я постараюсь это преодолеть. Я же не принял решение непременно уходить - я сам этого страшусь. Я постараюсь. Обещаю тебе.
Он вытер покатившуюся слезу на щеке Саэроса. Тот обнял его и снова сел рядом.
- Я так хочу, чтобы тебе стало легче, - прошептал он, - держись, пожалуйста.
Громыхнул тяжёлый засов на воротах - они вскочили. Из Менегрота вышел высокий эльда в темных одеждах; лицо его было будто высечено из камня, тяжёлая рыжая копна волос падала на плечи и на спину. Одна рука была спрятана под плащ, вторая же прижимала к груди нечто, завёрнутое в плотную ткань.
Он смерил дориатрим холодным взглядом, и Даэрон понял, кто перед ними. Посылая гонца в Химринг, они никак не думали, что за сокровищем своего дома старший сын Феанора пожалует к ним сам.
Менестрель так растерялся, что ничего лучше не сообразил, как сделать шаг назад и опуститься в полупоклон перед Маэдросом.
Даэрон был единственным, кто не надел в этот вечер цветочного венка, как принято было у них на всех свадьбах. Праздничных одежд на нём тоже не было - она скорее напоминала походную. Он чувствовал себя так, будто между ним и остальным миром была ледяная стена толщиной в локоть. Вокруг мерцали разноцветные огоньки, сновали туда-сюда прелестные девы в платьях цвета мрамора и весенней травы, раздавались звуки флейты, бубенцов, арфы...но не было слышно лютни самого Даэрона. Чего не забыл упомянуть Тингол.
- А почему же на таком чудесном празднике не слышно песен моего лучшего менестреля? - спросил он, обращаясь ко всему залу, но по факту к нему самому.
Если бы Даэрон не знал своего короля столько лет, он бы точно по тону речи решил, что тот над ним издевается. Петь на свадьбе своей возлюбленной...да, это было бы невероятно тяжело. К тому же в последнее время голос страшно подводил его. Но Даэрон взял лютню и вышел в круг.
Он не подбирал слов специально, они сами лились из его сердца, складываясь в непохожую ни на что ранее мелодию, переплетенную с магией.
Все иные звуки стихли.
"Начерти мне круг, Властелин Лесной,
Чтоб ни враг, ни друг не пришли за мной,
Ни эдайн, ни гном не нашли мой след
На дороге снов, где далёк рассвет,
Где слышны шаги позади весны
И ладони звёзд талых вод полны..."
Закончив, он быстро снял с себя лютню и протянул её Саэросу, тихо сказав:
- Держи. Это теперь твоё.
- Что?... - не понял королевский советник, но лютню всё же взял.
- Какая странная песня, Даэрон, - сказала Мелиан.
- Это не песня. Это заклинание, - сухо произнес Даэрон, - Лютиэн! Прошу тебя, будь счастлива. Иначе...иначе всё совершённое всеми вами было зря! - воскликнул он на весь зал. Крик отозвался эхом в высоких сводах Менегрота - никто не прервал его.
Даэрон развернулся и быстро зашагал к выходу. Он не слышал, звал ли кто-то его назад, не видел, погнался ли кто-то за ним. Раз песни силы были подвластны ему, значит, эта - последняя - точно сработает. И тогда всякий, кто попытается последовать за ним, в итоге его не найдет, заблудится, будет долго ходить кругами, и если и выйдет куда, то только обратно к Дориату.
Даэрон не заметил, как перешёл на бег. Ноги сами несли его в сторону Нарготронда, где была его последняя надежда на исцеление.
Эльдар Нарготронда, должно быть, были весьма удивлены, увидев в неурочный час на своём пороге бледного, как снег, и запыхавшегося дориатского менестреля. Он ни на кого не бросил взгляд, не отвечал на вопросы - да, кажется, и не слышал их. Одним шагом он пересек пространство, разделяющее его и рыжую аварэ. И произнес всего два слова:
- Я готов.
Даэрон был уверен, что сейчас начнутся вопросы. А почему так скоро, а почему не с Лютиэн, а почему ты даже лютню с собой не взял, ты же с ней не расстаешься никогда...но Эйтос ничего не стала спрашивать. Улыбнулась своей привычной, мягкой, чуть хитрой улыбкой, нежно взяла за руку и сказала:
- Пойдем со мной, принц папоротников. Пойдём со мной в Холмы.
Даэрон не понял, почему она сказала именно так, но повиновался. Подземный город детей Эру остался далеко позади. Они шли, держась за руки, в том направлении, которое никогда не было ему ведомо, и лишь редкие блуждающие огоньки янтарного цвета освещали их путь.
- Как ты думаешь, - спросил Даэрон, - этот ваш Король-Чародей примет меня?
- Конечно, примет, - улыбнулась Эйтос, - он принимает всех, кто нуждается в помощи. А ты явно нуждаешься.
- Мне так холодно, - сказал он, - я так бы хотел не чувствовать этого холода. Так бы хотел не чувствовать вообще ничего и навеки замолчать.
Менестрель и правда чувствовал, что близок к немоте - с момента его последней песни в Дориате его голос будто окаменел и каждое слово давалось с огромным трудом.
- Не говори так, - сказала леди Терновник, - ты можешь сейчас не верить. Но лёд, сковавший твой голос, растает, зиму твоего сердца сменит весна. И там, у вод Первоозера, в краях, где не ступала нога ни аманэльдар, ни Пришедших Следом, - ты снова однажды запоешь. Запоешь так, как никогда раньше не пел.
И они шли, а ветер выл волком в кронах облетевших деревьев, что так сильно теперь напоминали чьи-то огромные ветвистые рога.
"Становись водой, - говорит, - становись огнём,
Мы с тобою тут замечательно отдохнём.
Тут котейка-солнце катится в свой зенит,
Тут над всей землёй сверчок тишины звенит,
Тут светло ночами - так, что темно в глазах.
Оставайся всегда во сне. Не ходи назад".