"А потом ты выбрала мир, который тебе больше всего понравился, и я тебя в нём оставил".
If you go down in the woods today, you're sure of a big surprise,
If you go down in the woods today, you'd better go in disguise,
If you go down in the woods today, you'd better not go alone,
It's lovely down in the woods today, but safer to stay at home.
Утро Дня всех Святых выдалось на редкость туманным. Мгла стояла такая, что собственной протянутой руки уже не было бы видно - а соседние покосившиеся домики и вовсе терялись в густом бледно-сером молоке.
Элли проснулась в своей постели с четким ощущением, что ей всю ночь что-то снилось. Что-то яркое, громкое и непредсказуемое. Но что - она вспомнить не могла.
...Вороная кобыла. Черный бархат и серебро. Венец в кудрявых волосах. Незнакомка так прекрасна, что Элли на миг забывает, что она потерялась.
- Милое дитя, что ты делаешь тут совсем одна, такая замёрзшая и испуганная?
- Я...с родителями поссорилась. И в лес сбежала. И заблудилась.
- Ох, бедняжка. Позволишь помочь тебе?
И госпожа выводит ее к огню, даёт горячей еды и вина такого, какого она не пробовала никогда в своей жизни. И такие же прекрасные создания, как она, танцуют вокруг костра, славят уходящее лето, чествуют скорую зиму. Дева в синем, так похожая на саму Элли лицом, подходит и говорит, что соткала ее зелёный плащ. И сначала не верится, потом вспоминаются сказки из очень далёкого детства, а потом - приходит осознание.
- Так вы...существуете?
- Ши живут на этой земле сильно больше людей, родная. Мы всегда были с вами рядом.
Элли с трудом разлепила глаза, и как только увидела туман, взвыла от недовольства. Конечно, последний урожай вчера был убран. Но ее же непременно погонят наружу за какой-нибудь ещё работой, а какое удовольствие работать в сырость, серость, да ещё и когда ни зги вокруг не видно?
Девочка села на кровати - ноги и спина отозвались тянущей болью. Странно... конечно, вчера они с матушкой страшно поругались и она убежала в лес, но не бегала же там ночь напролет, чтобы ноги так болели.
Оказывается, здесь она не единственный человек. И половина из них, оказывается, знала и про ши, и про дорогу сюда! Вот только они как-то не очень рады празднику. Верный друг Тристан суетится и мечется, отец Варфоломей сетует на то, что она не крестила еду...да ещё и дева-воительница, возникшая из ниоткуда! Вцепилась и не отпускает. Даже тётушка Мэгги, про которую вот уж точно в деревне говорят, что с нечистой силой водится, глядит обеспокоенно. Зачем так волноваться? Здешние хозяева добры и щедры, их костёр ярок, их менестрели нашим менестрелям в подмётки не годятся. Ну разве что кроме Тристана. Ноги сами несут Элли в танец, и она не может остановиться.
Тут-то Элли и поняла, что вчерашний вечер как-то ускользает из ее памяти. Была помолвка, которая сорвалась, потом вопли и обвинения в чём только не, потом побег...и ничего. Неужели и ссора ей тоже приснилась?
Она поднялась и взяла в руки широкое отполированное до блеска блюдце, которое служило ей зеркалом. Нет, косу она срезала точно наяву - каштановые кудряшки все так же обрамляли лицо. Девочке стало не по себе. Как, в самом деле, тогда отделить сон от яви?
И откуда эти синяки чуть повыше колен?
Король-Лето кружит в танце и в шутку (в шутку ли?) обещает затанцевать до смерти. Король-Лето наливает багряного вина и перехватывает ее руку, которой она уже собралась перекрестить кубок. Где-то в глубине души начинает бить набат.
"Остановись! Тебе уже дали благословение, ты уже согласилась быть оруженосцем, ты теперь сможешь выйти отсюда и возможно даже вернуться...не пускай его, это дорога без возврата, не смей".
Слишком поздно, за вином следует поцелуй, и ещё один, и ещё. Губы Короля будто насквозь пропитаны ядом, и Элли жадно пьет его, руки его подобны злому пламени, и Элли сгорает в нём, как сухие травы на алтаре язычников. Она не может противиться - да и не хочет.
Когда Тристан выдергивает её из шума праздника, чтобы признаться, что она давно ему нравится, Элли чуть ли не плачет от обиды. "Где ты был с этими словами буквально пять минут назад? - думает она, - я бы так порадовалась, я бы возможно сказала, что ты тоже мне нравишься, всё могло быть так спокойно и так хорошо!"
- Тристан, - у совсем уже не девочки Элли слова застревают в горле, - случилось кое-что непоправимое. Совсем непоправимое.
Из другой комнаты доносились голоса, довольно громкие. Матери, отца и чей-то ещё - женский, но громогласный и звонкий. Кто-то уже ни свет ни заря к ним наведался. Только бы не сваты снова.
Элли наспех натянула верхнюю рубашку, подпоясалась, протёрла глаза и вышла к родителям.
Чем дальше в ночь, тем длиннее тени. Холодные пальцы тёмной госпожи смыкаются на плече Элли - она не желает отпускать найденыша. Летний Двор, который уже в курсе похождений своего Короля, хохочет и говорит, что девочка теперь навек связана с Холмами и никогда отсюда не выйдет. Мертвец, который не нашел нигде приюта, стоит рядом с ши, чьи глаза теперь блещут не тёплыми отблесками костра, а нездешним, неверным светом...сладкая волшебная сказка оборачивается сущим кошмаром, и острие его - Дикая охота. Элли надеется на чудо, не иначе.
- Я выхожу жертвой в Охоту и хочу за это выйти из Холмов живой и невредимой и...
"И чтобы меня здесь ничего не держало", - хочет сказать она, но натыкается всего на один пристальный взгляд в толпе ши. Король-Лето. Под его взглядом язык завязывается в узел, слова застревают по пути к рту, и она произносит совсем другое:
- ...и сохранить для себя это место и его обитателей.
Ночь наполняется жутким воем, тени шастают меж деревьев, и они - мишени - быстро встречают свою участь. Холодный клинок входит под сердце сначала Тристану, а затем и Элли. Они падают рядом, лежат почти в обнимку, но вместо мертвой тишины или пения ангелов вдруг слышится мягкий голос Королевы Холмов:
- Живы.
Это не просто ответ на вопрос. Это приказ.
- ...не могу рассказать всего, как бы мне ни хотелось, да и не вашего это ума, прямо скажем, дело, - донеслось до ее ушей, - одно могу сказать, если вы так беспокоитесь о ее благонравии - со мной оно будет в надёжных руках.
- Воля ваша, госпожа, раз уж вы так настаиваете, кто мы такие, чтобы... - начала отвечать мать, но заметила, как Элли зашла в комнату и смолкла.
- О. Проснулась, - буркнул отец, - я уж думал, до полудня проспишь после вчерашнего-то.
Элли снова потеряла чувство реальности происходящего.
- В смысле...вчерашнего?
- Ты наговорила гадостей и убежала в лес, - тихо ответила мать - не осуждающе, а скорее со скорбью в голосе, - госпожа Аластрина принесла тебя домой в ночи, сказала, что ты без чувств валялась посреди поляны. А теперь...забирает тебя своим оруженосцем.
- Мой король...нам нужно будет покинуть это место и забыть его навеки, Королева сказала, что это плата за жизнь и за Охоту. Я, конечно, ничего не вспомню, и тем более то, что сейчас скажу, но...я хочу чтобы вы знали, вы самое прекрасное создание из всех, что ходит по земле, и самое прекрасное, что со мной случалось.
- Но мы-то вас не забудем. А ты к тому же ещё и понесла.
- Что?..
- Да. У тебя на Бельтайн родится летнее дитя.
Это ж надо, ни с того ни сего такая честь! Подальше от осточертевшей деревни, навстречу приключениям и подвигам! Элли безумно хотелось засыпать свою новую госпожу вопросами, но Аластрина казалась такой величественной, что девочка страшно стеснялась. Поэтому, когда они отвели коней от родительского дома, она лишь спросила:
- Мы уходим прямо сейчас?
- Не совсем, - ответила Аластрина, - зайдём в церковь, за благословением. И ещё в дом на другом конце деревни. Мне нужно передать кое-что очень важное для твоего друга Тристана.
Колесо вертится со скрипом и грохотом, высекает искры спицами, перемалывает в пыль прошлое, прокладывает колею грядущему. Король-Лето падает, сраженный своим названным братом, и в последний момент перед привычной такой смертью слышит отчаянный крик - "Я люблю тебя!".
"Добрая традиция", - думает Лето перед тем, как заснуть под нежную песню Короля-Зимы.
Королева, уже сменившая облачение, надевает на голову Зимы венец, и его двор медленно опускается на колени. Элли осторожно берет Тристана за руку.
- Мне кажется, нам пора.
- Откуда...вы знаете Тристана?
Аластрина долго и внимательно посмотрела на девочку - так, что той стало неуютно.
- Я много знаю, сестра моя во Христе, - сказала воительница, - иногда мне кажется, что даже слишком много. Не мешкай, пойдем скорее, кони тревожатся в такую погоду.
If you go down in the woods today, you'd better go in disguise,
If you go down in the woods today, you'd better not go alone,
It's lovely down in the woods today, but safer to stay at home.
Утро Дня всех Святых выдалось на редкость туманным. Мгла стояла такая, что собственной протянутой руки уже не было бы видно - а соседние покосившиеся домики и вовсе терялись в густом бледно-сером молоке.
Элли проснулась в своей постели с четким ощущением, что ей всю ночь что-то снилось. Что-то яркое, громкое и непредсказуемое. Но что - она вспомнить не могла.
...Вороная кобыла. Черный бархат и серебро. Венец в кудрявых волосах. Незнакомка так прекрасна, что Элли на миг забывает, что она потерялась.
- Милое дитя, что ты делаешь тут совсем одна, такая замёрзшая и испуганная?
- Я...с родителями поссорилась. И в лес сбежала. И заблудилась.
- Ох, бедняжка. Позволишь помочь тебе?
И госпожа выводит ее к огню, даёт горячей еды и вина такого, какого она не пробовала никогда в своей жизни. И такие же прекрасные создания, как она, танцуют вокруг костра, славят уходящее лето, чествуют скорую зиму. Дева в синем, так похожая на саму Элли лицом, подходит и говорит, что соткала ее зелёный плащ. И сначала не верится, потом вспоминаются сказки из очень далёкого детства, а потом - приходит осознание.
- Так вы...существуете?
- Ши живут на этой земле сильно больше людей, родная. Мы всегда были с вами рядом.
Элли с трудом разлепила глаза, и как только увидела туман, взвыла от недовольства. Конечно, последний урожай вчера был убран. Но ее же непременно погонят наружу за какой-нибудь ещё работой, а какое удовольствие работать в сырость, серость, да ещё и когда ни зги вокруг не видно?
Девочка села на кровати - ноги и спина отозвались тянущей болью. Странно... конечно, вчера они с матушкой страшно поругались и она убежала в лес, но не бегала же там ночь напролет, чтобы ноги так болели.
Оказывается, здесь она не единственный человек. И половина из них, оказывается, знала и про ши, и про дорогу сюда! Вот только они как-то не очень рады празднику. Верный друг Тристан суетится и мечется, отец Варфоломей сетует на то, что она не крестила еду...да ещё и дева-воительница, возникшая из ниоткуда! Вцепилась и не отпускает. Даже тётушка Мэгги, про которую вот уж точно в деревне говорят, что с нечистой силой водится, глядит обеспокоенно. Зачем так волноваться? Здешние хозяева добры и щедры, их костёр ярок, их менестрели нашим менестрелям в подмётки не годятся. Ну разве что кроме Тристана. Ноги сами несут Элли в танец, и она не может остановиться.
Тут-то Элли и поняла, что вчерашний вечер как-то ускользает из ее памяти. Была помолвка, которая сорвалась, потом вопли и обвинения в чём только не, потом побег...и ничего. Неужели и ссора ей тоже приснилась?
Она поднялась и взяла в руки широкое отполированное до блеска блюдце, которое служило ей зеркалом. Нет, косу она срезала точно наяву - каштановые кудряшки все так же обрамляли лицо. Девочке стало не по себе. Как, в самом деле, тогда отделить сон от яви?
И откуда эти синяки чуть повыше колен?
Король-Лето кружит в танце и в шутку (в шутку ли?) обещает затанцевать до смерти. Король-Лето наливает багряного вина и перехватывает ее руку, которой она уже собралась перекрестить кубок. Где-то в глубине души начинает бить набат.
"Остановись! Тебе уже дали благословение, ты уже согласилась быть оруженосцем, ты теперь сможешь выйти отсюда и возможно даже вернуться...не пускай его, это дорога без возврата, не смей".
Слишком поздно, за вином следует поцелуй, и ещё один, и ещё. Губы Короля будто насквозь пропитаны ядом, и Элли жадно пьет его, руки его подобны злому пламени, и Элли сгорает в нём, как сухие травы на алтаре язычников. Она не может противиться - да и не хочет.
Когда Тристан выдергивает её из шума праздника, чтобы признаться, что она давно ему нравится, Элли чуть ли не плачет от обиды. "Где ты был с этими словами буквально пять минут назад? - думает она, - я бы так порадовалась, я бы возможно сказала, что ты тоже мне нравишься, всё могло быть так спокойно и так хорошо!"
- Тристан, - у совсем уже не девочки Элли слова застревают в горле, - случилось кое-что непоправимое. Совсем непоправимое.
Из другой комнаты доносились голоса, довольно громкие. Матери, отца и чей-то ещё - женский, но громогласный и звонкий. Кто-то уже ни свет ни заря к ним наведался. Только бы не сваты снова.
Элли наспех натянула верхнюю рубашку, подпоясалась, протёрла глаза и вышла к родителям.
Чем дальше в ночь, тем длиннее тени. Холодные пальцы тёмной госпожи смыкаются на плече Элли - она не желает отпускать найденыша. Летний Двор, который уже в курсе похождений своего Короля, хохочет и говорит, что девочка теперь навек связана с Холмами и никогда отсюда не выйдет. Мертвец, который не нашел нигде приюта, стоит рядом с ши, чьи глаза теперь блещут не тёплыми отблесками костра, а нездешним, неверным светом...сладкая волшебная сказка оборачивается сущим кошмаром, и острие его - Дикая охота. Элли надеется на чудо, не иначе.
- Я выхожу жертвой в Охоту и хочу за это выйти из Холмов живой и невредимой и...
"И чтобы меня здесь ничего не держало", - хочет сказать она, но натыкается всего на один пристальный взгляд в толпе ши. Король-Лето. Под его взглядом язык завязывается в узел, слова застревают по пути к рту, и она произносит совсем другое:
- ...и сохранить для себя это место и его обитателей.
Ночь наполняется жутким воем, тени шастают меж деревьев, и они - мишени - быстро встречают свою участь. Холодный клинок входит под сердце сначала Тристану, а затем и Элли. Они падают рядом, лежат почти в обнимку, но вместо мертвой тишины или пения ангелов вдруг слышится мягкий голос Королевы Холмов:
- Живы.
Это не просто ответ на вопрос. Это приказ.
- ...не могу рассказать всего, как бы мне ни хотелось, да и не вашего это ума, прямо скажем, дело, - донеслось до ее ушей, - одно могу сказать, если вы так беспокоитесь о ее благонравии - со мной оно будет в надёжных руках.
- Воля ваша, госпожа, раз уж вы так настаиваете, кто мы такие, чтобы... - начала отвечать мать, но заметила, как Элли зашла в комнату и смолкла.
- О. Проснулась, - буркнул отец, - я уж думал, до полудня проспишь после вчерашнего-то.
Элли снова потеряла чувство реальности происходящего.
- В смысле...вчерашнего?
- Ты наговорила гадостей и убежала в лес, - тихо ответила мать - не осуждающе, а скорее со скорбью в голосе, - госпожа Аластрина принесла тебя домой в ночи, сказала, что ты без чувств валялась посреди поляны. А теперь...забирает тебя своим оруженосцем.
- Мой король...нам нужно будет покинуть это место и забыть его навеки, Королева сказала, что это плата за жизнь и за Охоту. Я, конечно, ничего не вспомню, и тем более то, что сейчас скажу, но...я хочу чтобы вы знали, вы самое прекрасное создание из всех, что ходит по земле, и самое прекрасное, что со мной случалось.
- Но мы-то вас не забудем. А ты к тому же ещё и понесла.
- Что?..
- Да. У тебя на Бельтайн родится летнее дитя.
Это ж надо, ни с того ни сего такая честь! Подальше от осточертевшей деревни, навстречу приключениям и подвигам! Элли безумно хотелось засыпать свою новую госпожу вопросами, но Аластрина казалась такой величественной, что девочка страшно стеснялась. Поэтому, когда они отвели коней от родительского дома, она лишь спросила:
- Мы уходим прямо сейчас?
- Не совсем, - ответила Аластрина, - зайдём в церковь, за благословением. И ещё в дом на другом конце деревни. Мне нужно передать кое-что очень важное для твоего друга Тристана.
Колесо вертится со скрипом и грохотом, высекает искры спицами, перемалывает в пыль прошлое, прокладывает колею грядущему. Король-Лето падает, сраженный своим названным братом, и в последний момент перед привычной такой смертью слышит отчаянный крик - "Я люблю тебя!".
"Добрая традиция", - думает Лето перед тем, как заснуть под нежную песню Короля-Зимы.
Королева, уже сменившая облачение, надевает на голову Зимы венец, и его двор медленно опускается на колени. Элли осторожно берет Тристана за руку.
- Мне кажется, нам пора.
- Откуда...вы знаете Тристана?
Аластрина долго и внимательно посмотрела на девочку - так, что той стало неуютно.
- Я много знаю, сестра моя во Христе, - сказала воительница, - иногда мне кажется, что даже слишком много. Не мешкай, пойдем скорее, кони тревожатся в такую погоду.